Саша помнила, что сначала плакала, потом сипела, а потом почти перестала дышать. Как будто опустилась под воду, и воздух пошёл в горло через узкую трубочку. Перекошенные лица родителей. Мама с раскрытым в крике ртом. Папа с телефонной трубкой у уха. А потом чернота.

Когда она очнулась и открыла глаза, мир вокруг изменился. Она осталась жива, но повсюду подстерегали опасности. Любая мелочь могла стать смертельной. Она перестала проявлять любопытство, всё чаще сидела на одном месте, не просилась гулять. И только повзрослев, поняла: бросать вызов смерти не глупо, а весело. Уж если она не погибла тогда, в детстве, значит, её не так-то просто убить.

Ни одного живого существа поблизости. Ни дымка. Ни звука. Подойдя к чуму, Саша упала на колени. Ей нужен был если не антидот, то хотя бы вода. Много воды. Чтобы поскорее вывести из организма яд. Но воды здесь не было.

Деревянные жерди чума оголились. Бересту, которой они были укрыты, унёс ветер, оставив огромные проплешины. Вход был ничем не прикрыт.

– Ну что ж, посмотрим, кто кого на этот раз… – прохрипела Саша, вваливаясь внутрь.

А смерть уже встречала на пороге. Уютно расположившись у очага и укрывшись оленьей шкурой, улыбнулась матово-жёлтыми зубами, подмигнула пустыми глазницами. Приветливо кивнула, проходи, мол, присаживайся. А лучше сразу укладывайся поудобнее. Отдохни. Тебе пора. Ты заслужила.

На краткий миг злость и сопротивление успокоились, и Саша почувствовала неведомую лёгкость. А потом упала и потеряла сознание.

***

Всё вокруг серое. Как будто я, наказанная за своё преступление, оказалась не в нижнем мире, а между мирами. Серость неоднородна, она покрыта пятнами то ли грязи, то ли крови, она пульсирует мутным светом, обволакивает меня, давит.

Телу больно. Боль накатывает и отступает, накатывает и отступает. И с каждым разом становится всё невыносимее. Я хочу кричать, но не могу издать даже слабого стона. Ничего не вижу. Ничего не понимаю.

Серость милосердна. Она засасывает меня вглубь спасительной тишины, где я ничего не чувствую. Становится так хорошо, что хочется улыбаться. Боль исчезает, память стирается. Я расслабляюсь и засыпаю.

Серость жестока. Она снова выталкивает меня в явь. По коже пробегает противный озноб. Мне холодно и страшно. Я знаю, что боль вот-вот вернётся. И верно, в тот же миг внутренности скручиваются в тугой узел, словно кто-то внутри сжимает огромный кулак, пытаясь выдавить из меня кишки. Дыхание перехватывает, я открываю рот, как огромная, глупая рыба. Наполовину мёртвая рыба. И тут из меня выходит первый звук. Протяжный, наполненный желанием жить стон.

Нет, я не в междумирье. Я чувствую ледяные металлические прутья в изголовье кровати, когда вцепляюсь в них пальцами, слышу, как скрипит подо мной продавленная сетка, когда я выгибаюсь и мечусь из стороны в сторону, пытаясь принять удобную позу. Но сознание не успевает выхватить ничего больше, я снова погружаюсь в боль, вижу её прямо перед собой. Она расцветает кроваво-красным, разрывает серость, распускает лепестки, охватывает меня целиком. Я дышу ею, пью её, ем.

Я так давно не вспоминала о том, чего хочу. Не представляла, что было бы, сложись жизнь по-другому. Я хочу дать ему имя. Любить. Улыбаться. Хочу, чтобы было тепло и не больно. Чтобы счастье щекотало в груди.

Нет. Чего я хочу на самом деле – это выжить. Боги забрали у меня всё. Оставили лишь несгибаемую волю. Могу ли я что-то изменить? Нет. Только жить. Только умереть. Когда суждено.

Внутри что-то лопается, не выдержав напряжения. Боль съёживается и гаснет. Красный цветок засыхает. Серость снова вступает в свои права. А я становлюсь свободной.

***

Бегу наугад. Ни черта не видно. Лишь бы выиграть время, запутать следы, увести его подальше в лес. Что за мужик? Откуда он взялся? Дерьмо!

Острая ветка распарывает плечо. Я замедляюсь, и тут же чувствую резкий толчок в спину. Падаю ничком на землю, едва успевая прикрыть лицо. Тяжеленная туша наваливается сверху. Чужая рука сдавливает горло. Мастерский захват. Это не какой-то перепивший браконьер. Задыхаюсь.

Поворачиваю голову. Делаю вдох. Слышу его злое сипение у самого уха. Вижу седую щетину, толстый нос с горбинкой, надвинутую на самые глаза вязаную чёрную шапку. Качнувшись в сторону, высвобождаю из-под него левую руку. Ору от боли в плече. Обнимаю мужика и, пытаясь схватить его за волосы, стаскиваю шапку с головы. Лысый череп с татуировками.

Мужик, не расцепляя рук, перекатывается и оказывается сверху. Я могу дышать. Но тут же получаю удар под дых. Он приподнимается. Резко сгибаю ногу в колене и бью его в пах. Он воет. Я, хватая ртом воздух, выскальзываю из захвата и поднимаюсь на ноги. Снова бегу, хотя бегом это назвать сложно.

– Прирежу мудака! – раздаётся за спиной.

Если он убьёт меня, то вернётся в лагерь и разделается с Сашей.

И тут я слышу реку. Тихий, но отчётливый шелест воды. Вот куда нужно идти! Я знаю, как нам вернуться! Мы совсем рядом.