– Аня пропала.

– В смысле?

– Я не могу до нее дозвониться уже два дня.

– Она разве не дома?

– Не знаю. Я в командировке. А ее телефон отключен. Вот я и подумал, вдруг к вам уехала?

– Нет. На даче ее не было.

– Черт… Ника, простите за наглость, но вы не могли бы съездить, проверить?

Ну конечно. Верная литсекретарь. Если она довозит твою жену до работы, то и домой может заехать. Забавно, как за пару месяцев все, даже самые незначительные планеты, крутящиеся вокруг солнечной системы Двинского, пришли к тому, что я им должна. А собственно, на каком основании?

– Так сможете, Ника?

– Конечно, Алексей. Диктуйте адрес.

Было около четырех часов дня – пробок на скоростной дороге и на подъезде к дому Анны не оказалось. Я подошла к квартире и позвонила. Тишина. Прислонив ухо к двери, вновь нажала на кнопку. Оттолкнувшись эхом от незнакомых стен, он зазвучал будто внутри пустой раковины. Я задумалась. В принципе, у меня был еще один адрес.

Школа стояла на улице Восстания, прекрасное здание с огромными арочными окнами – бывшая гимназия для девочек – офицерских сирот. Охраннику я представилась, как родительница пятиклассника. Мне нужен был учитель русского и литературы, Виктор Евгеньевич Юнкеров. К счастью, тот оказался на месте, как раз заканчивал факультатив по древнерусскому эпосу. И я даже успела подслушать чуть-чуть в коридоре. Дети с запалом обсуждали тему, спорили, перебивая друг друга. Голос Юнкерова басил на заднем плане, управлял дискуссией. Речь шла о «Задонщине» – тексте, созданном после Куликовской битвы. Вряд ли «Задонщина» задумывалась как текст юмористический, однако время от времени я слышала за дверью взрывы смеха. Похоже, Евгеньевич неплохой препод. Наконец школьники тонким ручейком – всего человек восемь – вышли из класса, а я постучалась.

Юнкеров оказался рыжим бородачом со светло-карими глазами, высоким, как жердь, на хрящеватом носу – забавные круглые очки. Следовало признать – в восемнадцать лет у Ани Двинской был отличный вкус.

– Добрый вечер.

Он воззрился на меня поверх своих модных очочков.

– Добрый. Мы с вами договаривались?

– Нет. Простите. Я не мама ученика.

– Да? – он посмотрел на меня озадаченно. – А кто?

Я улыбнулась: действительно, какие в его учительской вселенной могут быть еще роли у женщин?

– Я – подруга Анны Двинской.

И вдруг увидела, как он порозовел.

– С Аней все в порядке?

– Не знаю. Ее муж который день не может до нее дозвониться. И я подумала, учитывая опыт ваших отношений…

Он плюхнулся на стул.

– Черт. Значит, вы в курсе?

Я кивнула, пока не совсем понимая, что он имеет в виду.

– Я считал, – он снял очки, на носу остался белый след. – Что мы сможем дружить. Я дурак, да?

Я снова осторожно кивнула.

– Дурак. – Качнул он головой покаянно.

– После такой большой любви дружить действительно сложновато, – кинула я камень наудачу.

Он с силой потер лоб.

– Мы ведь как прилепились друг к другу прямо на первой же лекции в Герцена – так накрепко. Думали, навсегда. Нам все тогда говорили, что мы даже внешне были чем-то похожи.

Я пригляделась к продолговатому лицу, состоящему, казалось, из сплошных углов. Похожи?

Он усмехнулся.

– Хотя сейчас и не скажешь, верно?

Я пожала плечами. Когда люди влюблены друг в друга до умопомрачения первой юношеской любовью без зазора, то действительно становятся схожи. Хотя бы общим выраженьем лица.

– А потом… Все резко окончилось. Вы же в курсе?

Я вновь кивнула – продолжай, Ника, молча кивать. Похоже, это работающая стратегия.

– Я тогда ей сказал: все норм. Если надо, уйду на вечерний. Жить где – есть. Она вроде согласилась. И вдруг – передумала. И перешла в другой институт.

– На журналистику.

– Да. На звонки мои не отвечала. Уехала жить на дачу – а я адреса-то не знал. Чуть не сдох, конечно, слонялся целыми днями под ее окнами. Они темные. Ждал – вдруг зажгутся? Вообще ничего не понимал, как это? За что?! С ума сходил. Короче. За лето отошел как-то. Подумал: это ее решение. Имеет право.

Он наконец посмотрел на меня – будто искал моего одобрения.

– Понимаю, – только и смогла сказать я.

Ничегошеньки я не понимала.

А Юнкеров мотнул рыжей кудлатой головой, будто мух отгонял.

– Потом, еще через тройку лет, на последнем курсе, у нас закрутилось с Леркой моей… Ну и сейчас, неожиданно так, она появляется. И говорит: мол, всю жизнь мечтала вернуться в школу. Но опыта-то работы с детьми нет. Я помогал, как мог. Советовал. Своих в пример приводил – у меня двое. Лерке предложил: давай пригласим Аню с ее Лешей в гости? Лерка обрадовалась – давно хотела познакомиться.

– И как все прошло?

– Никак. – Он пожал плечами. – Аня отказалась.

– Я ее понимаю.

– Да? Ну, может быть. По мне, так все быльем поросло.

Я вежливо улыбнулась.

– У Анны, судя по всему, не поросло.

Виктор отвернулся в явном смущении.

– Я дурак, да? – Смотрите-ка, он прямо на этом настаивает. – Толстокожий?

Это самое мягкое определение, дружок. Я продолжала удерживать на лице вежливую улыбку. Анна мной бы гордилась.

– Знаете, я показывал ей фотографии на мобильнике.