– …И то, что он мучает близких, А нежность дарует стихам, – продекламировала я с чувством.

Он кивнул.

– Именно.

И замолчал. Вокруг веранды густели сумерки. Свет мы не включали, и человек напротив меня вскоре стал неясной формой, погруженной в глухую тень. Бледнело только лицо с блестящими глазами.

– Наше настоящее… вовсе не настоящее, – сказал он тихо, собрав крупную белую руку в щепоть и подув на нее. – Пфф! Это просто слово, и оно ничего не значит. Есть только ритм, Ника. Вечный надмирный бубен. Но вы ведь и сами это знаете, не так ли?

Мы с Валей между тем неплохо сосуществовали в нашем совместном девичьем общежитии. Утром она просыпалась чуть раньше, отправлялась на традиционную пробежку, возвращалась с круассанами. К этому моменту я уже поднималась и готовила нам завтрак. Валя, вслед за Двинским, никогда не экономила на продуктах, и грех было не выдавить свежий сок, не взбить яйца на воздушный омлет, не сварить на двоих крепкий кофе, особенно учитывая тот детский восторг, которым освещалось Валино лицо каждый раз, когда она видела торжественно накрытый для завтрака – и получается, для нее! – стол.

Одним словом, мы заботились друг о друге, мы были благодарны друг другу за компанию. А я еще и за предоставленный кров и возможность в тишине редактировать роман. Однако было ясно, что наше райское житье-бытье шло к концу. И конец ему должна была положить именно я, но у меня все не хватало силы воли оторваться от этого дома, от ровного шума дождя по крыше так близко над моей головой, от все более редких прогулок по мокрому песку залива… Один день цеплял другой, пока однажды, низко склонив голову над тарелкой с яичницей, Валя не сказала, что в это время дачу обычно уже закрывают на зиму.

– Ты хочешь вернуться в город? – уставилась я на нежно порозовевшую макушку.

Валя кивнула.

– Алекс… – начала она. – Алекс предложила мне работу.

– О. – Я замолчала. – И кем?

– Пока на ресепшен. А потом, если хорошо закончу курсы – закройщицей. Их, она говорит, всегда не хватает.

Я улыбнулась:

– Это прекрасный план, Валя.

– А как же ты? – она наконец подняла на меня смущенный взгляд.

– Пфф! – я снова взялась за вилку. – Мне еще пару недель точно корпеть над романом.

– Но ты же ушла из университета?

Я кивнула.

– И как же… Где ты будешь работать?

Я пожала плечами. В универ посреди семестра меня вряд ли возьмут. Но я не переживала по этому поводу. Аспирантура меня больше не интересовала, как и судьба моей кандидатской. Если чему меня и научил Двинский, то этому: потворствовать своим стремлениям, не оглядываясь на ожидания третьих лиц. Да и кто они, эти третьи лица? Кому сейчас есть до меня дело? Вот именно.

Я положила свою руку на Валину – ногти у нее были все так же обгрызены под корень, однако выглядела она много веселей, чем в начале нашего знакомства.

– Я пойду работать в школу, – сказала я. И тут же поняла, что это правда – действительно пойду, отчего бы не в ту же, в которой преподает Аня? Сеять разумное, доброе, вечное. Или хотя бы разумное, поскольку доброты за мной особо не водится, а на вечность я не замахиваюсь.

– Ясно. – Она мелко покивала и облегченно выдохнула: видно, долго хотела, да все не решалась начать со мной этот разговор.

Бедная Валя и бессовестная я. Давно следовало вернуться в Питер.

– Ты знаешь, как закрывать дачу на зиму? – спросила я вместо извинения. Валя помотала головой: нет. – Ничего. Как-нибудь справимся вместе.

Странное чувство охватило меня, когда я прятала в подвал садовые инструменты, закладывала в стирку коврики, занавески, вынимала лопаты для будущей расчистки снега, переносила дрова на веранду – чтобы иметь сухой запас для камина зимой. Я вычистила печь и высыпала золу на грядки, накрыла, защитив от холодов, особенно нежные многолетники. Убрала опавшую листву с газонов. Отослала Валю в местный магазин промтоваров за мышеловками – выставить в подвал. Собирала, опустошая кухонные шкафы, сумки. Вот специи, которые так любил Двинский – они пахнут им: тем Двинским, которого я еще любила. Вот остатки картошки и лука, бесконечные початые баночки из холодильника – аджика, майонез, каперсы…

И пока руки выполняли поставленные задачи, на меня снисходило прохладное, как октябрьский день за окном, спокойствие. Словно я делала это уже много раз, и еще много раз сделаю. Будто именно я вернусь сюда первой: может быть, в декабре, после первого снега, или совсем перед Новым годом, и вновь заложу дрова в печь, и расчищу от снега тропинки перед верандой. Валя, честно конопатившая окна рядом со мной, и не подозревала, что бывшая литсекретарша в своих мечтах видит себя почему-то хозяйкой и этого старого дома, и участка вокруг…