Наконец-то. Настоящее оружие. Не магия. Не уговоры. Чистая, концентрированная физика.

— Электроды! Быстро! — скомандовал я таким тоном, что молодой фельдшер, которого, видимо, автоматически подчинился.

Пока он готовил их, я выставлял параметры.

Современный дефибриллятор, бифазный. Более щадящий и эффективный. Начнем со ста пятидесяти джоулей, а не с двухсот, как на старых монофазных. Меньше повреждения миокарда, больше шансов.

— Ты хоть знаешь, что делаешь? — старший фельдшер смотрел, как я приклеиваю электроды.

Естественно я знал как дважды два — один под правую ключицу, второй на левый бок, по среднеподмышечной линии.

На экране забегала хаотичная, уродливая кривая. Крупноволновая фибрилляция желудочков.

Диагноз подтвердился. Хорошо. Это значит, миокард еще не истощен, еще борется. Еще есть шанс.

— Сто пятьдесят джоулей! — объявил я громко и четко. — Всем отойти от пациента!

Я быстро осмотрелся — никто не касается тела, пол сухой, шампанское не разлито, опасности для окружающих нет.

Нажал кнопку заряда. Три секунды ожидания, которые показались вечностью.

— Разряд!

Я нажал обе кнопки одновременно. Тело Максима дернулось, выгнулось дугой. На мониторе — прямая линия на секунду, потом… снова фибрилляция. Но кривая стала мельче, слабее.

Черт! Ухудшение! Крупноволновая перешла в мелковолновую! Миокард истощается! Следующий шаг — асистолия!

— Двести джоулей! — мои пальцы летали по кнопкам, увеличивая мощность. — Отойти!

— Ты уверен? — крикнул старший фельдшер. — Может, адреналин сначала?

— Нет времени на венозный доступ! — рявкнул я. — Разряд!

Второй удар. Тело снова дернулось. На экране… все та же уродливая, мелковолновая фибрилляция.

Не работает! Черт возьми, не работает! Нужно больше!

— Триста джоулей!

— Это слишком много для бифазного! — запротестовал молодой фельдшер.

— При рефрактерной фибрилляции максимальная энергия с третьего разряда! — рявкнул я, не отрывая взгляда от монитора. — Это протокол Имперской кардиологической ассоциации! Учите матчасть!

Заряд. Пауза.

— РАЗРЯД!

Третий удар. Самый мощный. Тело Максима подпрыгнуло на несколько сантиметров от мощного сокращения мышц.

И на мониторе… чудо! Хаотичная, дрожащая линия исчезла. На секунду — прямая. А потом… появился четкий, ритмичный, почти идеальный комплекс.

Зубец P, комплекс QRS, зубец T.

— Синусовый ритм! — выдохнул я, чувствуя, как напряжение, сжимавшее грудь стальным обручем, отпускает. — Частота… семьдесят два. Есть! Мы его вернули!

Я откинулся назад, выпуская дефибриллятор из рук. Старший фельдшер подхватил прибор, глядя на меня со смесью уважения и недоумения.

Вероника тут же подскочила и помогла мне встать. Я вытер свободной рукой пот со лба. Руки дрожали как у алкоголика в запое — последствие магического истощения.

Но парень был жив. Это все, что имело значение.

— Фырк, — мысленно позвал я. — Теперь можешь сканировать. Энергетический шторм утих. Проверь, что с ним. Ищи аномалии. Что-то здесь очень и очень не так.

Бурундук, до этого прятавшийся у меня в кармане, невидимой тенью скользнул в тело Максима и исчез.

Фельдшеры работали в бешеном темпе. Молодой уже установил внутривенный катетер и подключил капельницу с физраствором. Старший надел на Максима кислородную маску и прикрепил к его груди датчики для постоянного мониторинга.

— Что с ним произошло? — старший фельдшер обратился ко мне, быстро записывая что-то в свой планшет. — Как давно остановка?

— Минут десять назад, — начал я.

— Какое к черту сердце?! — внезапно взорвался граф Ушаков, который до этого стоял в оцепенении, наблюдая за нашими манипуляциями. — Его по голове ударили! Вон, смотрите — шишка размером с куриное яйцо! Этот выродок, — он ткнул трясущимся пальцем в сторону бледного Альберта фон Штальберга, — чуть не убил моего сына!

Старший фельдшер подошел, осмотрел гематому, затем достал маленький фонарик и посветил в глаза Максима, проверяя реакцию зрачков.

— Анизокория есть. Правый зрачок шире левого на два миллиметра. Фотореакция вялая.

— Так, понятно, — пробормотал он себе под нос. — Черепно-мозговая травма. Вероятно, субдуральная гематома с компрессией мозгового ствола. Сдавление продолговатого мозга привело к угнетению дыхательного и сосудодвигательного центров. Отсюда и остановка сердца. Классика.

Я слушал его, и во мне росло смутное беспокойство.

Классика? Да, это логичное объяснение. Самое простое и очевидное. Но… оно не сходится с тем, что я видел.