– И чего? – Сергий понял, что подремать я ему все равно не дам, тяжело вздохнул и облокотился на стол.

– Ну понимаешь, где бы я ни появилась, обязательно что-нибудь случится, то Дом Властителя сгорит, то фонтан взорвется… – Я не собиралась рассказывать друзьям о Бабочке, слишком много тайн вокруг нее.

– Ага. – Ваня обличительно ткнул в мою сторону перемазанной кашей ложкой. – Все же к фонтану ты приложила свои худенькие ручки!

Мужики переглянулись и весело расхохотались.

– Дураки, – обиделась я, – я только рядом стояла.

– Ась, – Сергий вытер выступившие на глазах слезы, – вспомни, ты всегда была неловкая. Только если раньше ты била склянки с вонючими настойками Марфы да вечно ломала ее старинные часы, то теперь переключилась на данийские реликвии!

– Все порушишь и успокоишься, – выдавил из себя Ваня.

Веранда снова сотряслась от гомерического хохота так, что задрожали стекла в окнах дома. Сергий смеялся, раскачиваясь на стуле, а Петушков упал на стол и, рыдая от нехватки воздуха, барабанил ложкой по столешнице. Я загрустила. Марфины напольные часы с кукушкой действительно я ломала не раз. Часы, доставшиеся ей от прапрабабки, орали каждый час, оглашая своим «ку-ку» всю улицу. Очевидно, механизм в них давно испортился, поэтому кукушка замолкала только тогда, когда я с силой ударяла по деревянному корпусу кулаком. Однажды у них рухнула одна стенка. На мое счастье Марфы в этот момент в лавке не было, Сергий помог мне приладить ее обратно. Впоследствии тонкие хрупкие стенки стали выпадать с завидной регулярностью, повергая меня в неописуемый ужас перед Марфиным гневом.

– Ну хватит! – насупилась я.

– От нас-то ты чего хочешь? – хохотнул Сергий.

– Ритуал на проклятие, сегодня вечером, пока полнолуние, – быстро ответила я.

Приятели моментально примолкли и уставились на меня как на полоумную.

– Я пас! – Сергий, вмиг посерьезнев, встал из-за стола. – Вехрова, ритуал этот до конца не изучен, ведьмы с ума сходят от вида своего проклятия!

Он скрылся в доме и уже оттуда заорал:

– Петушков, и ты не смей!

Я вопросительно посмотрела на сидящего с задумчивым лицом Ивана, тот неопределенно кивнул и уставился в пустую кастрюлю:

– Вымойся и надень новую исподнюю рубаху, проведу ритуал.

От радости я подскочила, громко чмокнула Петушкова в худую щеку и поспешила приготовиться к колдовству.

Акт снятия родовых проклятий был сложен и долог. Он проводился в ночь при полной луне на кладбище. Я стала готовиться: вымылась, надела новую рубаху и долго расчесывала непослушные волосы, сломав три гребня. Ветер, залетающий из открытого окна, раздувал занавески, лампа горела неровно, едва не гасла, танцующие тени скользили по стенам, напоминая сказочных чудовищ.

Внезапно мной овладела странная истома, как будто внутри все загорелось, я посмотрела на свое призрачное отражение в зеркале, кожа блестела, глаза расширились. Я тяжело вздохнула, в ушах зазвенело, и до меня снова донесся едва различимый нежный бархатный шепот: «Я здесь, я иду к тебе! Ты ждешь меня?» Внутри защемило от сладкой, нежной любви к этому далекому странному голосу.

– Аська!

Я вздрогнула, наваждение как рукой сняло. Я посмотрела на открытое окно, на свисающие со струн занавески. – Аська, давай быстрее! – еще раз прикрикнул из-за двери Петушков.

За порогом нас ждала теплая лунная ночь.

– Ась, – начал плаксиво Ваня, – до кладбища добираться минут сорок, может, проведем отпевание прямо в саду?

– Петушков! – рявкнула я. – Мы не хоронить меня собираемся, а как раз наоборот, к жизни возвращать!

Данийское кладбище – зрелище не для слабонервных. Защищенное глухой каменной стеной с почерневшими от времени деревянными воротами, оно производило впечатление проклятого и заброшенного места. Высокие могильные холмики вместо гробовых досок были украшены статуями, абсолютно идентичными умершим. Казалось, что вокруг застыли мужчины, женщины и дети и, глядя на нас с укором, требовали от незваных гостей скорее убраться восвояси. Здесь не стояли рядом с могилками скамейки, не росли цветы, только ровные ряды холмиков, каждый с каменной фигурой. Меня передернуло, а от страха по спине побежали мурашки.

– Вань, – прошептала я дрожащим голосом, – а может, правда, поедем меня в хозяйском саду отпевать?

– Мы уже приехали, – процедил сквозь зубы он, боязливо озираясь вокруг.

Я на всякий случай схватила Петушкова за руку и задрожала как осенний лист.

– Вань, тебе страшно? – прошептала я, наводя на саму себя еще больше страха.

– Вехрова, это просто кладбище! – стараясь, чтобы голос звучал тверже, проговорил приятель. – К тому же мы с тобой маги!

– Нет, Ванечка, маг ты, а я так, не получилась! У меня такое чувство, что я пришла на праздник, на который меня никто не звал.

– Я бы на твоем месте испугался, если бы меня пригласили на этот праздник, – буркнул Петушков.

Заговорившись, я не заметила ступеньку, споткнулась и, отпустив Ваняткину руку, всем телом навалилась на холодную мраморную статую, с ужасом глядя в обезображенное лицо с закрашенными черными глазницами и мелкими клыками в каменном рту.

– Мама дорогая! – взвизгнула я. – Вань, они их в виде уродцев делают!

– Аська, тише! – прикрикнул на меня Петушков. – Кладбищенского сторожа разбудишь.