усладить тоску леди Марджори, как полагали сэр Патрик

Чартерис и она сама, а чтобы не пришлось скучать вашему

высочеству после псовой охоты в заповеднике.

Снова надолго водворилось молчание. Принц, казалось,

глубоко задумался. Наконец он заговорил:

– Рэморни, совесть моя возражает против этого, но,

если я изложу тебе свои сомнения, демон софистики, ко-

торым ты одержим, опровергнет мои доводы, как бывало

не раз. Эта девушка красивей всех, каких я знавал или

видывал, за исключением одной, и она тем больше мне по

сердцу, что ее черты напоминают… Элизабет Данбар. Но

она, то есть Кэтрин Гловер, помолвлена, должна вот-вот

обвенчаться с Генри Оружейником, мастером непревзой-

денным в своем искусстве и воином несравненной отваги.

Довести эту затею до конца – значит слишком горько

обидеть хорошего человека.

– Уж не ждете ли вы от меня, ваше высочество, что я

стану хлопотать в пользу Генри Смита? – сказал Рэморни,

поглядев на свою изувеченную руку.

– Клянусь святым Андреем и его обрубленным крестом,

ты слишком часто плачешься о своем несчастье, Джон

Рэморни! Другие довольствуются тем, что суют палец в

чужой пирог, а ты непременно суешь в него свою руку с

запекшейся на ней кровью. Дело свершилось, исправить

его нельзя – надо забыть.

– Ну, милорд, вы о нем заводите речь чаще, чем я –

ответил рыцарь, – правда, больше в насмешку, тогда как

я… Но если я не могу забыть, я могу молчать.

– Хорошо. Так вот, говорю тебе, совесть моя возражает

против этой затеи. Помнишь, как однажды мы с тобой

шутки ради пошли послушать проповедь отца Климента, а

вернее сказать – посмотреть на прекрасную еретичку, и как

он тогда вдохновенно, точно менестрель, говорил о бога-

том, отбирающем у бедняка единственную овечку?

– Подумаешь, важность какая, – ответил сэр Джон, –

если у жены оружейника первый ребенок будет от принца

Шотландского! Иной граф сам домогался бы такой чести

для своей прекрасной графини! И вряд ли после этого он

лишился бы сна!

– Если мне разрешается вставить слово, – сказал лекарь,

– я напомню, что по древним законам Шотландии таким

правом пользовался каждый феодальный лорд в отноше-

нии жены своего вассала – хотя многие по недостатку му-

жественности или из любви к деньгам променивали это

свое право на золото.

– Меня не нужно уговаривать, чтобы я отнесся ласково

к миловидной женщине. Но Кэтрин всегда была ко мне

слишком холодна, – сказал принц.

– Ну, государь мой, – сказал Рэморни, – если вы, юный,

красивый и к тому же принц, не знаете, как расположить к

себе прелестную женщину, то я молчу,

– Если с моей стороны будет не слишком большой

дерзостью снова молвить слово, – вмешался лекарь, – я

сказал бы вот что: весь город знает, что Гоу Хром вовсе не

избранник самой девицы, отец навязал его ей чуть ли не

насильно. Мне доподлинно известно, что она не раз ему

отказывала.

– О, если ты можешь нас в этом заверить, тогда другое

дело! – сказал Ротсей. – Вулкан тоже был кузнецом, как

Гарри Уинд, и он женился на Венере против ее воли, а что

из этого вышло, о том рассказывают наши хроники.

– Итак, доброго здравия и вечной славы леди Венере, –

сказал сэр Джон Рэморни, – а также успехов учтивому

рыцарю Марсу, дарившему своим вниманием прелестную

богиню.

Разговор пошел веселый и пустой. Но герцог Ротсей

вскоре дал ему другой поворот.

– Я вырвался, – сказал он, – из душной тюрьмы, но не

стало мне веселей. На меня нашла какая-то сонливость, я не

сказал бы – неприятная, но похожая на грусть, как бывает,

когда мы устанем от трудов или пресытимся наслаждени-

ем. Теперь бы музыки, только негромкой, чтобы ласкала

слух, а открыть глаза не хотелось бы… Вот был бы ис-

тинный дар богов!

– Вы и молвить не успели, ваша милость, и нимфы Тэя

показали себя столь же благосклонными, как красавицы на