на дыбы, пока тот не опрокинется назад и не придавить

собой всадника. Умоляю вас, стряхните с себя оцепенение.

Не попросить ли музыкантшу сыграть нам?

– Пожалуй… Только что-нибудь грустное. Сейчас ве-

селое будет резать мне слух.

Девушка запела печальную песню на норма-

но-французском языке. Слова, которые мы передаем здесь

в вольном переводе, сопровождались напевом таким же

заунывным, как они сами.

Вздыхай, вздыхай!

Окинь вокруг прощальным оком

Луг, солнце на небе высоком…

Смирись с приспевшим ныне сроком

И умирай!

Пока тепла

Хоть капля остается в теле,

Вели, чтобы монахи пели,

Чтобы колокола гудели –

Ведь жизнь прошла.

Настал конец,

Не бойся же внезапной боли,

За ней озноб и дрожь – не боле,

И вот конец земной юдоли,

И ты мертвец.*

Принц не сказал, понравилась ли ему музыка, и де-

вушка по кивку Рэморни время от времени вновь прини-

малась наигрывать, пока не смерклось. Пошел дождь,

сперва мелкий и теплый, потом проливной, с холодным

ветром. Ни плаща, ни кафтана у принца не было. Когда же

Рэморни предложил ему свой, он с гневом отказался.

– Не пристало Ротсею ходить в обносках с твоего плеча,

сэр Джон! Я продрог до мозга костей от этого мокрого

снега, а все по твоей вине. С чего ты вздумал отчалить, не

захватив моих слуг и мои вещи?

Рэморни не стал оправдываться: он видел, что принц не

в духе, что ему куда приятнее распространяться о своих

обидах, чем молча выслушивать оправдания, хотя бы и

вполне основательные. Так, среди угрюмого молчания или

попреков, на которые никто не возражал, лодка подошла к

рыбачьей слободе Ньюбург. Люди сошли на берег, где для

них уже стояли под седлом лошади, о чем Рэморни заранее

позаботился. Принц принялся высмеивать их перед Рэ-

морни – иногда прямо, но больше колкими намеками. На-

конец сели в седла и поскакали в надвигающейся темноте

под проливным дождем, причем впереди очертя голову

несся принц. Музыкантша, которую по его особому рас-

поряжению тоже посадили на коня, не отставала. Ее сча-

стье, что она привыкла путешествовать во всякую погоду, и

пешком и верхом, и потому переносила тяготы ночной

поездки не менее стойко, чем мужчины. Рэморни во-

лей-неволей должен был скакать голова в голову с прин-

цем: он опасался, что тот еще вздумает с досады ускакать

прочь и, попросив пристанища в доме какого-нибудь вер-

ного барона, избежит расставленных сетей. Поэтому он

всю дорогу невыразимо страдал и духом и телом.

Наконец они вступили в Фолклендский лес, и в мер-

цании месяца встала перед ними громадная темная башня –

владение самого короля, хотя и предоставленное временно

герцогу Олбени. Подали знак, и подъемный мост опус-

тился. Во дворе замерцали факелы, засуетились слуги, и,

спешившись с их помощью, принц дал провести себя в

покои, где его уже ожидал Рэморни вместе с Двайнингом.

Сэр Джон стал уговаривать гостя посоветоваться с врачом.

Герцог Ротсей отклонил предложение, высокомерно при-

казал, чтобы ему приготовили постель, постоял недолго у

пылающего очага, весь дрожа в промокшей одежде, и, ни с

кем не попрощавшись, удалился в отведенную ему

спальню.

– Теперь ты видишь, как он своенравен, этот маль-

чишка, – сказал Рэморни Двайнингу. – Удивляет ли еще

тебя, что столь верному слуге, как я, немало сделавшему

для него, надоел такой хозяин?

– Ничуть, – сказал Двайнинг. – Это да еще обещанное

Линдорское графство хоть кого заставило бы забыть свою

верность. Но мы приступим сегодня же? Если блеск его