под тяжестью годов и шла, опираясь на посох черного де-

рева.

– Привет тебе, моя красавица, – сказала она с поклоном.

– Привет тебе в этом доме скорби. И я надеюсь, – она снова

поклонилась, – ты будешь утешением моей бесценной и

поистине царственной дочери – герцогине. Посиди, дитя

мое, пока я схожу узнаю, расположена ли миледи принять

тебя сейчас. Ах, дитя мое, ты и в самом деле куда как хо-

роша, если дала тебе пречистая душу такую же прекрас-

ную, как твое лицо!

С этими словами мнимая старуха проскользнула в со-

седний покой, где застала Ротсея в приготовленном для

него женском наряде, а Рэморни, отказавшегося от маска-

рада, – в его обычном одеянии.

– Ты отъявленный подлец, сэр доктор, – сказал принц. –

Честное слово, мне кажется, в душе ты не прочь разыграть

один все роли в пьесе – любовника и всех остальных.

– С готовностью, если этим я могу избавить от хлопот

ваше высочество, – ответил лекарь обычным своим сдав-

ленным смешком.

– Нет, нет, – сказал Ротсей, – здесь мне твоя помощь не

понадобится. Скажи, как я выгляжу, раскинувшись вот так

на ложе? Томная, скучающая леди, а?

– Пожалуй, слишком худощавая, – заметил лекарь, – и

черты лица, позволю я себе сказать, слишком женственны

для леди Дуглас,

– Вон отсюда, негодяй! Введи сюда эту прелестную

ледяную сосульку. Не бойся, она не пожалуется на мою

женственность… И ты, Рэморни, тоже удались.

Когда рыцарь выходил из покоев в одну дверь, мнимая

старуха впустила в другую Кэтрин Гловер. Комната была

тщательно затемнена, так что у девушки, когда она увидела

в полумраке на ложе женскую фигуру, не зародилось ни-

каких подозрений.

– Это и есть та девица? – спросил Ротсей своим при-

ятным голосом, нарочито смягченным сейчас до певучего

шепота, – пусть подойдет, Гризельда, и поцелует нам руку.

Мнимая кормилица герцогини подвела дрожащую де-

вушку к ложу и сделала ей знак опуститься на колени.

Кэтрин исполнила указание и благоговейно и простосер-

дечно поцеловала одетую в перчатку руку, которую про-

тянула ей мнимая герцогиня.

– Не бойся, – сказал тот же музыкальный голос, – ты

видишь во мне только печальный пример тщеты челове-

ческого величия… Счастливы те, дитя мое, кто по своему

рождению стоит так низко, что бури, потрясающие госу-

дарство, его не затрагивают.

Говоря это, принц обнял Кэтрин и привлек девушку к

себе, словно желая ласково приветствовать ее. Но поцелуй

был чересчур горяч для высокородной покровительницы, и

Кэтрин, вообразив, что герцогиня сошла с ума, вскрикнула

от страха.

– Тише, глупышка! Это я, Давид Ротсей.

Кэтрин оглянулась – кормилицы нет, а Ротсей сорвал с

себя покрывало, и она поняла, что оказалась во власти

дерзкого, распутного юнца.

– С нами сила господня! – сказала девушка. – Небо не

оставит меня, если я не изменю себе сама.

Придя к такому решению, она подавила невольный

крик и постаралась, как могла, скрыть свой страх.

– Вы сыграли со мной шутку, ваше высочество, – ска-

зала она твердо, – а теперь я попрошу вас (он все еще

держал ее за плечи) отпустить меня.

– Нет, моя прелестная пленница, не отбивайся! Чего ты

боишься?

– Я не отбиваюсь, милорд. Раз вам желательно меня

удерживать, я не стану сопротивлением дразнить вас, давая

вам повод дурно со мной обойтись, от этого вам будет

больно самому, когда у вас найдется время подумать.

– Как, предательница! Ты сама держала меня в плену

много месяцев, – сказал принц, – а теперь не позволяешь

мне удержать тебя здесь хотя бы на краткий миг?

– На улицах Перта, где я могла бы, смотря по желанию,

слушать или не слушать вас, это означало бы, милорд, уч-

тивое внимание с вашей стороны, здесь – это тирания.

– А если я тебя отпущу, – сказал Ротсей, – куда ты по-