Миф в системе взглядов Фрейда и его последователей есть откровенное выражение психической ситуации и реализация сексуальных влечений, возможных до образования семьи (т.е. до возникновения нравственности и связанных с ней запретов). Сторонники Фрейда утверждали, что миф есть сохранившийся фрагмент детской психической жизни народа, а сновидение – это миф индивидуума. В теории Фрейда практически отождествляется психика современного человека с психикой первобытного человека.

Очень важный вклад теории З. Фрейда в изучение психики и мифа состоит в его положении, согласно которому психика человека заключает в себе несколько слоев; он утверждает, что в сновидениях обнаруживается не только «личное», но «сверхличное», или «коллективное подсознательное». Таким образом, в психике человека он видит не только индивидуальные слои, но и то, что связывает психику и самого человека с «коллективным сознанием». Фрейд устанавливает три структуры в рамках единой психики: сверх–Я(психическая структура, формируемая родителями и воспитанием), которая возвышается над более архаическими структурами, представляющими ОНО (резерв глубинных сексуальных влечений и страхов). И наконец, Я – посредник между внутренним и внешним миром. Сны, по Фрейду, дают возможность проникнуть в глубинные слои психики. Этот интерес к сновидениям во многом служит отправной точкой в исследовании мифов у К.Г. Юнга. В снах сторонники Фрейда видели глубокую символику, связывающую их с мифами.

Более фундаментальную попытку увязать мифы с бессознательным мы находим у швейцарского психолога К.Г. Юнга (1875—1961), основателя теории психологического символизма. Он начинал как последователь теории Фрейда, но затем отказался от многих основополагающих ее моментов, в частности, от обязательных поисков вытесняемых сексуальных комплексов. Он перешел к изучению коллективно–бессознательного слоя психики, и в этом, без сомнения, можно усматривать определенное влияние французской социологической школы. Стоит отметить, что, пожалуй, с этой школой начинается принципиально новый этап в изучении мифа, поскольку она, во–первых, утверждала, что миф представляет собой особую и бесконечно сложную реальность, а во–вторых, именно она стала увязывать проблемы мифа с психологией, а точнее – с коллективной психологией. Работы представителей психологических школ в значительной степени способствовали раскрытию значения этих двух аспектов. В данном случае мы ощущаем своего рода отказ от представления, согласно которому в мифе можно все до конца понять. Психологи, обратившиеся к подсознательному, в котором они видели отражение мифологических мотивов и комплексов, усматривая связь мифа таким образом с глубинными, непостижимыми для рационального ума слоями психики, своими работами, в сущности, заявили о том, что в мифе много того, что практически невозможно понять с помощью логических рассуждений.

Главный вклад Юнга в науку о мифе состоит, бесспорно, в его теории архетипов, которая, на наш взгляд, явилась мощным прорывом в области осмысления природы и истоков мифа. В архетипах Юнг видит выражение «коллективного бессознательного», т.е. той части бессознательного, которая не есть результат личного опыта, а, как убежден и подчеркивает Юнг, унаследована человеком. Юнг, следовательно, впервые ставит вопрос о наследственном характере коллективных представлений, за что его серьезно критиковали другие ученые. Впрочем, сам он неоднократно подчеркивал, что речь должна идти не о наследуемых собственно представлениях, а о наследуемых возможностях представлений. Архетипы, как он утверждает, являются не чем–то индивидуально наследуемым, но по преимуществу – всеобщим (курсив. – Г.З.)[78]

Вообще, я полагаю, что мифологи не приняли в полной мере юнгианскую концепцию архетипов, лежащую в основе всех его рассуждений, в том числе о мифе. Результаты его исследований и положения об архетипах были восприняты литературоведами и стали естественной частью литературоведения, где, впрочем, они претерпели значительное переосмысление. Смысл «архетипа» в литературоведении, таким образом, значительно удалился от того содержания, которое вкладывал в него Юнг.

Юнгианская концепция архетипов зиждется на его положении о том, что психика, точнее – психика в своих глубинных слоях, является истоком формирования образных, архетипических структур, передаваемых по наследству. Критики Юнга упрекали его за преувеличение роли психики и, соответственно, за преуменьшение роли внешней среды. Согласно традиционному, общепринятому (в том числе и отечественной наукой) взгляду, миф есть отражение восприятия, осознания, понимания древним человеком Природы. Другими словами, главным моментом в данном подходе является, в сущности, Природа, окружающая среда, восприятие которой человек переносит в свои мифы. У Юнга же все обстоит иначе: миф у него как бы «вырастает» из глубин психики, а не приходит извне, как результат постижения и покорения Природы. По Юнгу, архетипические структуры уже изначально присутствуют в человеке, определяя его мироощущение и поведение.

Здесь мы наблюдаем столкновение двух абсолютно разных в концептуальном отношении подходов. Согласно традиционному взгляду на миф – здесь мы повторимся, все, что создает мышление человека, представляет собой продукт его взаимоотношения с окружающей средой, являющейся решающим фактором в становлении человека как человека «мыслящего», способного осмысливать окружающую его действительность. Второй подход, открыто заявленный Юнгом (и не совсем, на наш взгляд, понятый и принятый другими учеными), состоит в том, что в человеке, вернее в его психике, а еще точнее – в глубинных ее слоях, уже существуют априорные формы, априорные структуры, которые направляют человека в его отношениях с окружающим Миром.

Самое сложное в юнгианской концепции архетипов относится, на наш взгляд, пожалуй, к вопросу о соотношении формы и содержания архетипов. Согласно Юнгу, сам по себе архетип и пуст, и чисто формален. Он не что иное, как некая априорная возможность формопредставления. «Я настаиваю на том, что архетипы определяются не содержанием, но формой, да и то весьма условно. Изначальный образ наделяется содержанием только тогда, когда он становится осознанным и таким образом наполняется материалом сознательного опыта»[79].

Юнг разъясняет, что подлинная природа архетипа не может быть осознанна, она трансцендентна. «Следует, наконец, освободиться от иллюзий, будто архетип можно объяснить – и тем самым с ним покончить. Всякая попытка объяснить окажется не чем, как более или менее удачным переводом на какой–то другой язык»[80]. Юнгианские архетипы существуют не в форме образов, которые заполнены каким–то содержанием, а в виде форм без содержания, которые представляют лишь возможность определенного типа воззрений и поступков[81]. Согласно Юнгу архетипы проявляются прежде всего в сновидениях, а также в мифах, сказках, легендах, и даже в галлюцинациях.

В истории народов, утверждает он, архетипы встречаются в виде мифов. А сам миф, согласно Юнгу, – это схемы и реликты давней жизни. Итак, архетипы Юнга можно, видимо, определить как некие знаковые структуры без содержания и формы. Это – структуры сами по себе, и в этом осмыслении очень напоминают «умные идеи», «умные принципы» древних греков. Они то, что может быть осознано лишь в проекции – в мифологических и сказочных мотивах. И только в проекции они принимают форму. Юнг говорит о трансцендентной природе архетипов, указывая также, что они всегда составляли часть Миропорядка. И как таковые они не приобретаются человеком в результате его личного опыта, но изначально присутствуют в самом человеке.