53

метаморфозы. То она обращается въ вилу, то въ змю, то въ „тоску“, мечущуюся на желзной доск, то въ бабу-Ягу и т. д.1). Я не буду говорить о томъ, насколько основательны вс эти соображенія изслдователя. Укажу только, насколько и здсь причиной всхъ хитросплетеній было пренебреженіе къ народнымъ врованіямъ и обрядамъ. Мн кажется, прежде чмъ обращаться къ евангельскимъ притчамъ, слдовало бы посмотрть, нтъ ли чего-нибудь боле подходящаго въ самыхъ народныхъ обрядахъ. Оказалось бы, что существуютъ магическіе обряды, ничего общаго съ христіанствомъ не имющіе и все-таки изображающіе свадьбу. Таковы, напр., обряды сватовства земли, воды2). Новыя параллели нашлись бы въ „майскомъ жених“, „майской невст“, въ обрядахъ внесенія дерева. Слдовало бы обратить вниманіе на общенародный культъ деревьевъ и вру въ ихъ способность снять болзнь съ человка не только у христіанъ, но и у дикихъ народовъ. Словомъ, къ мотиву сватовства съ деревомъ подыскалась бы реальная основа. — Посл обзора общеславянскихъ заговоровъ Мансикка приходитъ къ заключенію, что все ихъ содержаніе либо евангельскаго, либо апокрифическаго характера. Отдльные мотивы общи всмъ народамъ, стоящимъ подъ вліяніемъ Византіи. Иногда же они распространены по всей Европ, какъ, напр., „Встрча со зломъ“, „Христосъ-пахарь“, „Пастухи-апостолы“. Это поразительное сходство объясняется предположеніемъ, что они были уже въ лчебникахъ, первоначально писавшихся большею частью по-латыни, въ ранніе вка христіанства3). Большую роль игралъ при этомъ требникъ. „Роль требника заключалась еще въ томъ, что онъ, какъ предпочтительное средство „противъ всевозможныхъ болзней“, представлялъ подробный перечень частей тла, подверженныхъ воздйствію діавола. Предположеніе, что заклинаніе и церковная молитва существовали независимо другъ отъ друга, недоказуемо, къ тому же мы знаемъ, что духовенство въ прежнія времена занималось врачеваніемъ болзней среди

54

народа при помощи находившихся въ ихъ распоряженіи средствъ и такимъ образомъ предоставляло народу возможность познакомиться съ тайнами требника и лчебника“1). Что касается спеціально русскихъ заговоровъ, то и ихъ содержаніе все объясняется чисто христіанской символикой. Обращеніе къ востоку, постоянно упоминающееся въ заговорахъ, связано съ тмъ, что на восток, въ стран земной жизни Христа, сконцентрированы вс важнйшія христіанскія воспоминанія. „Синее море“ также указываетъ на востокъ2). Островъ Буянъ — символъ Голгоы3). Алатырь — престолъ Божій4). Подъ дубомъ на океан надо разумть крестное древо, поднявшееся изъ грховнаго житейскаго моря. Терновый кустъ — купина неопалимая5). Чистое поле — святое поле, гд Христосъ ходилъ6). Если въ заговор упоминается существо женское, то это всегда почти оказывается Б. Матерь, мужское — Христосъ. О превращеніяхъ Богородицы я уже говорилъ. Христосъ терпитъ ихъ не мене. То онъ является въ образ мертвеца7). То ходитъ просто, какъ безымянный человкъ. То даже въ немъ олицетворяется сама болзнь8) и т. д. Какъ образецъ толкованій частныхъ случаевъ, я приведу слдующее. У Романова есть заговоръ, содержащій такое мсто: „Стоиць хатка на куриной ножцы, a ў тэй хатцы старая бабка, хлбъ запекала и рабу Б. Гришку кровъ замувляла, молодзика, всхода и потповно“9). Мансикка сопоставляетъ съ нимъ слдующій нмецкій заговоръ:,Es giengen drei Jungfrauen "uber Land sie tragen ein St"uck Brot in der Hand, die eine sprach: wir wollens zerteilen und zerschneiden; die dritte sprach: wir wollen NN. Kuh ihr Rot damit vertreiben. И говоритъ: „Хотя мы и не станемъ

55

утверждать, что об формулы зависятъ другъ отъ друга, однако общая имъ черта, хлбъ въ нкоторомъ отношеніи къ Маріи, существуетъ. И, чтобы понять эту мысль, мы по обыкновенію, заглянемъ въ христіанскую символику. Тамъ символически хлбомъ означается либо самъ Христосъ, „хлбъ жизни“, либо его тло, какъ Св. Тайны. Эта пища благодаря Маріи,трапез, qua nascitur ecclesia выпала на долю всего человчества. Отсюда — ея роль при раздл и печеніи хлба“1). Отсюда уже недалеко и до того, чтобы найти въ заговорахъ и изображеніе таинства евхаристіи. И дйствительно, въ одномъ нмецкомъ заговор отъ рожи Мансикка видитъ въ красномъ хлб, разрзаемомъ краснымъ ножомъ, указаніе на евхаристію и жертвенную смерть на Голго2). И въ классическомъ 2-мъ мерзебургскомъ заговор оказываются не германскіе боги, а Христосъ и евангельскія жены, только переряженные германскими богами3). Зачмъ же потребовался такой маскарадъ, проходящій чрезъ всю заговорную литературу? Кто его продлалъ? Авторъ, какъ будто, и самъ не отдаетъ себ полнаго отчета въ этомъ. Раньше онъ утверждалъ, что языческій элементъ проникалъ въ заговоры благодаря невжеству народа, не умудреннаго символикой и принимавшаго ее за чистую монету. По поводу же мерзебургскаго заговора заявляетъ, что само духовенство, изъ рукъ котораго онъ вышелъ, по разнымъ основаніямъ перерядило Христа въ Водана4). Какія же это основанія? Отвтъ находимъ только въ коротенькой замтк, въ примчаніи. „Либо для того, чтобы введеніемъ незнакомыхъ именъ скрыть тайну и покоящуюся на ней силу молитвы, либо, чтобы избжать употребленія святыхъ именъ въ тайныхъ заклинаніяхъ“5). Оставляя въ сторон всю безпочвенность такого предположенія, укажу на одно только обстоятельство. Мерзебургскій заговоръ — врачебный. Слдовательно, для духовенства здсь не было

56

никакого запретнаго Zauberspruch: оно всегда лчило молитвами и заклинаніями. А имена христіанскихъ святыхъ, напротивъ, вводились въ заговоры, какъ сами по себ могучія средства противъ всякой нечисти, и не было смысла замнять ихъ „погаными“ языческими именами.

Такъ въ конц концовъ и не выяснилось, гд символика, и гд „язычество“, и кто все такъ перепуталъ.

Въ стать о русскихъ заговорахъ, помщенной въ „Живой Старин“ за 1909 г., Мансикка высказываетъ точно такіе же взгляды, какъ и въ упомянутомъ труд.

Изслдованіе заговоровъ я начну съ ихъ морфологіи, т. е. съ обзора тхъ формъ, какія принимало слово, выступая, какъ таинственная магическая сила. Формы эти очень разнообразны, часто неожиданно причудливы, иногда непонятны. Разумется, я не буду перечислять и описывать всхъ видовъ. Для этого потребовалась бы спеціальная и довольно обширная работа. Въ настоящую же работу глава о морфологіи будетъ входить только какъ подготовительная часть, необходимая для ознакомленія читателя съ матеріаломъ, надъ которымъ производится изслдованіе, ставящее себ главною цлью раскрытіе путей, какими заговоръ создавался и развивался. Поэтому здсь будутъ выбраны только виды заговоровъ, наиболе распространенные и при томъ не носящіе на себ безспорныхъ признаковъ искаженія и разрушенія формы. Введеніе въ свою работу этой главы я считаю необходимымъ на слдующемъ основаніи. Нтъ еще ни одной работы, спеціально посвященной данному вопросу. Въ разбиравшихся выше трудахъ встрчаются только разбросанныя тутъ и тамъ отдльныя замчанія на этотъ счетъ. Поэтому составить себ правильное представленіе о форм заговоровъ можно только посл того, какъ перечитаешь не одинъ сборникъ ихъ. Между тмъ ясное представленіе о формахъ заговоровъ необходимо для критическаго отношенія кь изслдованіямъ заговоровъ. Многіе односторонніе выводы изслдователей, какъ увидимъ, имютъ своимъ источникомъ пренебреженіе морфологіей. Изслдователь, предлагая свои выводы относительно исторіи заговора и не выясняя самой формы его, отнимаетъ у читателя не спеціалиста возможность критически отнестись и къ выводамъ. Въ такомъ положеніи находится, напр., утвержденіе Зелинскаго, что вс формы заговора развились изъ первоначальной формулы сравненія, утвержденіе, безусловно, ошибочное. Исходя изъ этихъ соображеній, я длаю здсь сначала обзоръ видовъ заговора (заговоръ, какъ цльное произведеніе), а потомъ и тхъ шаблонныхъ формулъ и пріемовъ, которые въ нихъ замчаются (элементы заговора). Съ одной стороны, потому, что при изслдованіи мн придется неоднократно выходить за предлы русскихъ заговоровъ, съ другой — для того, чтобы показать сходство съ нашими въ заговорахъ и другихъ народовъ, примры въ морфологіи будутъ приводиться не только русскіе. При этомъ отсутствіе иностраннаго примра рядомъ съ какимъ-нибудь русскимъ отнюдь не говоритъ за то, что параллели къ русскому виду у другихъ народовъ не находится. Только посл морфологическаго обзора можно будетъ приступить къ ршенію двухъ вопросовъ, настойчиво выдвигаемыхъ позднйшими учеными. Первый, касается опредленія понятія заговора, а второй — классификаціи заговоровъ. Неудовлетворительность дававшихся до сихъ поръ ршеній объясняется, мн кажется, главнымъ образомъ тмъ, что изслдователи пренебрегали морфологіей, суживая тмъ самымъ свой кругозоръ.

Начнемъ съ вида заговоровъ, который Потебня объявилъ основнымъ, и къ которому, по мннію Зелинскаго, можно возвести вс заговоры1). „Двухчленность заговора“, говоритъ Потебня, „лежитъ и въ основаніи другихъ его формъ, лишь повидимому боле простыхъ, а въ сущности относящихся къ первообразной приблизительно такъ, какъ опущеніе субъекта или предиката къ двухчленному предложенію. Въ заговор, съ одной стороны, можетъ остаться одно примненіе, одно пожеланіе, одна молитва; съ другой, можетъ быть на лицо одно изображеніе символа… при которомъ примненіе лишь подразумвается“2). Заговоры, основанные на параллелизм въ вид сравненія, бываютъ двухъ видовъ: сравненіе можетъ быть выражено въ отрицательной или положительной форм. Мансикка первый видъ называетъ quomodonon– формула, вторую — quomodo.

Вотъ рядъ заговоровъ типа quomodo.

„Какъ земляника эта засыхаетъ и завядаетъ, такъ чтобы у раба б. N зубы замирали и занмли, чтобы черви и пути занмли, по сей день, по сей часъ“ (отъ зубной боли)1).

Нмецкій заговоръ отъ крови:

Blut stehe stille in deinen Adern und in deinen Wunden,

Wie unser lieber Herr Jesus Christus in seinen Marterstunden2).

Французскій заговоръ отъ катарра:

Tu fondras aussi vite que la ros'ee est fondue par le soleil lev'e au mois de mai3).

Латинскій заговоръ — Limus ut hic… былъ приведенъ выше4).

Польскій заговоръ на изводъ скота:

Jak sie to wrzeciono kreci, niechaj sie bydlo i owce wykreca z domu (N), aby byl pusty5).