31

съ нимъ. Положимъ, что у животнаго завелись черви въ какой-нибудь части тла, напр., въ ух. Желательно, чтобы животное выздоровло; а это, по народному понятію, возможно тогда, когда черви выпадутъ изъ раны — высыплются“. Это явленіе ассоціируется по сходству съ явленіемъ высыпанія земли изъ горсти сквозь пальцы. Отсюда возникаетъ чара: „Если заведутся черви у скотины, то нужно взять горсть земли и высыпать ее сквозь пальцы; тогда черви высыплются изъ раны“. Постараемся выразитъ словами ту мысль, которая видна въ этой чар, выразить то, что думаетъ человкъ, совершающій эту чару. Очевидно онъ думаетъ, что длаетъ это для того, чтобы „подобно тому, какъ земля высыпается изъ руки, такъ бы и черви высыпались изъ раны“1). Мы выразили на словахъ чару и ея цль и получили формулу заговора“2). Такимъ образомъ, начавши согласіемъ съ Потебней, Зелинскій подъ конецъ приходитъ къ выводу, неожиданному для Потебни. Здсь уже нтъ изначальной вры въ магическую силу слова. Коротенькая формула, родившаяся на почв чары, начинаетъ развиваться. Изъ нея произошли вс виды извстныхъ теперь заговоровъ. Самый сложный видъ содержитъ въ себ пять формулъ: „обращеніе, введеніе, два члена сравненія и закрпленіе“3). Но „вс заговоры восходятъ къ той основной формул, которая установлена Потебней“4). Насколько это справедливо, мы увидимъ дале.

Интересныя соображенія относительно заговоровъ разбросаны А. Веселовскимъ въ различныхъ его работахъ. Языческій заговоръ онъ опредляетъ, „какъ усиліе повторить на земл, въ предлахъ практической дятельности человка, тотъ процессъ, который, по понятіямъ язычника, совершался на неб неземными силами. Въ этомъ смысл заговоръ есть только сокращеніе, приложеніе миа“5). Въ христіанскую

32

эпоху могутъ складываться заговоры, очень похожіе на древнія языческія заклятія, „не потому, что повторяютъ ихъ въ новой форм, а вслдствіе самостоятельнаго воспроизведенія миическаго процесса на христіанской почв“1). „Основная форма заговора была такая же двучленная, стихотворная или смшанная съ прозаическими партіями… призывалось божество, демоническая сила, на помощь человку; когда то это божество или демонъ совершили чудесное исцленіе, спасли или оградили; какое-нибудь ихъ дйствіе напоминалось типически… — а во второмъ член параллели являлся человкъ, жаждущій такого же чуда“2). Въ связи съ теоріей, которой держался Веселовскій при объясненіи произведеній народного творчества, онъ даетъ объясненіе нкоторымъ образамъ, встрчающимся и въ заговорахъ. Таковы „чудесное древо“ и „латырь-камень“. Ученый ихъ возводитъ къ христіанскимъ символамъ. Чудесное древо — крестъ Господень; латырь-олтарь. Въ „Разысканіяхъ въ области русскаго духовнаго стиха“ онъ касается „молитвы Сисинія“ и возводитъ заговоры отъ трясавицъ къ греческому первоисточнику, къ сказанію о демоническомъ существ Гилло3).

Продолжилъ изслдованіе Сисиніевыхъ молитвъ М. Соколовъ4). Въ первой своей стать о змевикахъ5) онъ соглашается съ мнніемъ Мансветова, возводящимъ заклинанія противъ демоновъ болзней къ халдейскимъ источникамъ и ставящимъ ихъ въ связь съ астральнымъ культомъ6). Во второй стать о тхъ же амулетахъ7), особенно интересной для изучающихъ заговоры, онъ снова повторяетъ то же мнніе и приводитъ рядъ цнныхъ параллелей между заговорами русскими и греческими заклинаніями,

33

устанавливая между ними связь1). Выводъ, къ какому приходитъ изслдователь, слдующій. „Славянскіе тексты заклинаній и молитвъ восходятъ къ греческимъ оригиналамъ; такіе народные молитвенники и требники, въ которыхъ встрчаются интересующія насъ заклинанія, существуютъ какъ у славянъ, такъ и у грековъ, и отъ послднихъ черезъ переводы перешли къ первымъ. Въ свою очередь для самыхъ греческихъ текстовъ заклинаній въ молитвенникахъ и требникахъ находятся прототипы или параллели въ египетскихъ магическихъ папирусахъ эпохи синкретизма, когда не только въ религіозныхъ и философскихъ системахъ, но и въ суевріяхъ происходило соединеніе языческихъ — греко-римскихъ, египетскихъ и восточныхъ съ іудейскими и христіанскими“2).

Новый вкладъ въ изученіе заклинаній по пути, намченному Мансветовымъ, Веселовскимъ и Соколовымъ, длаетъ Алмазовъ своимъ изслдованіемъ о врачебныхъ молитвахъ3). Онъ также разыскиваетъ греческіе источники для русскихъ заклинаній и молитвъ-заговоровъ, помещавшихся въ требникахъ. Такимъ образомъ опредленно намчается новый путь изслдованія заговоровъ — изслдованіе ихъ въ связи съ церковной книжностью, а вмст съ этимъ явилась и потребность искать ихъ родины на юг. Въ послднее время появилась работа Мансикка того же направленія. Серіозное сравнительное изслдованіе памятниковъ начинаетъ разрушать воздушные замки „археологическихъ романтиковъ“ и въ этой области, какъ уже разрушило въ другихъ. Послднимъ отголоскомъ миологизма является статья Барсова.

Барсовъ, считая заклинанія вышедшими „изъ самаго, такъ сказать, нутра русскаго духа“, продуктомъ вполн самобытнымъ, ищетъ въ нихъ отраженія народнаго міросозерцанія4). Съ одной стороны, онъ, какъ миологъ, находитъ въ заговорахъ миологическія существа („царь Осинило“,

34

„Сини“, сынъ бабы-Яги), съ другой — отраженіе взглядовъ русскаго человка на западную культуру1). Въ связи любовныхъ заговоровъ съ „синимъ моремъ“ и островомъ „Буяномъ“ онъ видитъ указаніе на то, что русскіе въ любовныхъ своихъ идеалахъ тяготли къ Западу, прочь отъ Домостроя къ Боккачіо2). Самый островъ „Буянъ“ — островъ свободныхъ любовныхъ похожденій. Названіе его стоитъ въ связи съ выраженіемъ „страсть обуяла“, „обуяла похоть“3).

Вскор посл статьи Барсова появилась работа Вс. Миллера4). Авторъ снова подымаетъ вопросъ о связи современныхъ заговоровъ съ древними ассирійскими. Онъ проводитъ рядъ параллелей между ними. Указываетъ ихъ въ магическихъ пріемахъ, въ магическихъ числахъ, времени совершенія заклятій, въ самыхъ формулахъ заклинаній. Но ршительнаго мннія о сродств не высказываетъ. Можетъ быть, говоритъ онъ, все это сходство объясняется одинаковыми для всхъ психологическими законами. Однако въ нкоторыхъ случаяхъ наличность такого сродства, по его мннію, несомннна5).