Выход нашелся сам, в виде толстого древесного ствола, срубленного в ближайшей роще. Хорт слегка обтесал его, проверил, хорошо ли закреплена поклажа, и вошел в воду. Плыть оказалось гораздо тяжелее, чем он думал. Сначала охотник бестолково шевелил ногами, затем вспомнил, как дрыгает лапками лягушка, и дело потихоньку пошло на лад. Берег начал удаляться, а остров – расти.

Дыхание вскоре сбилось, Хорт с ужасом ощутил приближение приступа. Попробовал плыть быстрее, но ноги слушались плохо. Одежда и обувь намокли, тянули на дно. Сжав зубы, охотник напрягся, рванул вперед, и тут же что-то ударило ему в колено. С мокрыми всхлипами, преодолевая крушащую грудь судорогу, Хорт выполз на берег на четвереньках, словно дикий зверь.

Встать удалось не сразу. Помогло дерево, что подвернулось под руку. Ощутив ладонью шершавую, знакомую поверхность, Хорт слегка воспрянул духом. Дыхание восстановилось, и он даже сумел раздеться и выжать одежду. Вода побежала на землю журчащими струйками, теряясь среди густой травы. Стоять на ней оказалось столь приятно, что охотник не стал обуваться. Оделся и перекинул сапоги через плечо. Почти сразу учуял дым. К нему вскоре присоединился другой аромат, заставивший живот взвыть голодным волком, бросаясь на ребра.

Рядом кто-то жарил рыбу.

Рука потянулась было к мечу, но воевать не хотелось, и охотник просто двинулся вперед. Ступал бесшумно, так, что его не услышал бы и самый чуткий зверь. Запахи усиливались, затем сквозь заросли стало видно пламя. Хорт осторожно присел, выглянул из-за кустов.

Около весело брызжущего красными искрами костра расположились четверо. Огонь рычал, пытаясь подобраться к нанизанным на палки рыбинам, но их всякий раз уберегал от обугливания странный тип в лохмотьях. Волосы его отливали зеленью, словно поросли мхом, и кожа под густой шевелюрой тоже казалась зеленоватой.

Второго отличал гладкий, словно камень, череп без малейшего признака волос. Очень темная кожа производила впечатление не меньшее, чем зеленая шевелюра его соседа. «Над костром его коптили, что ли?» – подумал Хорт. Потерял концентрацию, и тут же под пяткой хрустнула ветка.

Через миг все четверо оказались на ногах. Прятаться более не имело смысла, и Хорт встал в полный рост. В зеленых глазах островитянина не отразилось ничего, сосед его – Гологоловый – ошеломленно моргнул. Глаза у него оказались под стать коже – угольно-черные, пронзительные.

Других двоих Хорт рассмотрел только сейчас. У того, что стоял крайним справа, глаза горели пурпуром, черные жесткие волосы и одежда выдавали жителя степи. Этот смотрел с крайним изумлением, причем не на Хорта, а куда-то ему за спину. Но рядом с Красноглазым, превосходя соседей в росте почти на голову, стоял самый настоящий Остроухий. Голубые глаза смотрели спокойно, короткий клинок свободно свисал с ладони. Красиво спадающие золотые волосы не скрывали острых мохнатых ушей.

Хорт сглотнул. Только теперь осознал, что он грязен, оборван, да еще и голоден. В голове зашумело, перед глазами помутилось, и охотнику показалось, будто напротив стоят животные. Вместо красавца-Остроухого оскалил зубы здоровенный охотничий пес, зеленые глаза перекочевали на узкую змеиную морду. Гологоловый превратился в острокрылую ласточку, степняк – в сойку. Видение длилось очень недолго и быстро пропало.

Красноглазый посмотрел еще более удивленно, а Остроухий принялся что-то втолковывать Гологоловому. Сунув изящный клинок в ножны, он подошел к Хорту, доброжелательно улыбнулся и сказал:

– Привет тебе, путник. Присядь к нашему костру.

Людская речь звучала странно в устах Остроухого.

– А вы кто такие? – спросил Хорт, борясь с недоверием.

– Такие же, как ты, путешественники, пришедшие сюда ради Последней ночи. – Голубые глаза смотрели строго. Остроухий говорил совершенно серьезно. – А я – тот, кого вы, люди, частенько проклинаете. Я – государь Эрина, Бран.

Хорт пожал протянутую руку Остроухого, прежде чем до него дошел смысл сказанного.

Глава 22

Наследник

Время для Терика будто остановилось. Плохо нарисованное солнце передвигалось по небосклону, а лес вокруг почти не менялся. Стояли все те же чужие, неправильные деревья, летали ярко раскрашенные птицы, плавали сильные, мешающие дышать запахи. Но все это оставалось в стороне, важно было лишь одно – дойти. Отвлекался йотун на окружающий мир лишь для добывания пищи.

Броском секиры свалил странное животное, похожее на лошадь с вытянутой шеей. Нашел силы удивиться полосатой шкуре, непропорционально маленькой голове. Ночь провел без костра. Спал на голой земле, подстелив одеяло. Какие хищники рыскали во мраке, что за опасности проходили рядом, он так и не узнал. Проснулся живым – и это главное.

Сон принес облегчение. Боль от потери хоть и не исчезла совсем, но притупилась, а воспоминания поблекли. То же, что было до похода, давно стало казаться сном, настолько нереальным, насколько это вообще возможно.

До такой степени привык передвигать ногами, что, когда идти стало некуда, на миг растерялся. Дорога закончилась вместе с лесом. Будто обрубленная гигантской секирой, земля оборвалась почти пятидесятисаженным обрывом. А за узкой полоской берега внизу плескалось озеро, круглое, словно сыр, и синее, как василек.