Шпильгаген Фридрих
Шрифт:
Свенъ не зналъ, что отвчать на это. Не сама ли она находится въ томъ положеніи, какое изображаетъ? Онъ чувствовалъ, что земля колеблется подъ нимъ, что у него недостаетъ силъ подвинуться впередъ.
Молча сидлъ онъ и старался прочитать разршеніе этой загадки на блдномъ лиц красавицы, не заставляя ее говорить. Но блдный свтъ луны не благопріятствовалъ этому изслдованію и, казалось, сгущалъ завсу, покрывавшую тайны. Невыразимая скорбь наполняла сердце Свена. Упоительная красота ночи потеряла для него свою волшебную силу, исчезъ для него прекрасный, обширный міръ — вс его мысли, вс его чувства сосредоточились въ одномъ участіи къ несчастной женщин, сидевшей рядомъ съ нимъ.
Повидимому, и мистрисъ Дургамъ также мало имла охоты продолжать прерванный разговоръ. Неподвижно смотрла она въ синюю даль. Но вотъ глаза ея перенеслись на Свена; долго и молча смотрла она на него, тогда какъ его глава вопросительно и печально были прикованы къ ея лицу.
— Какой вы добрый! сказала она: — не думайте обо мн. Мн помочь нельзя.
— Я и жить бы не хотлъ, еслибъ могъ допустить такую мысль.
Онъ схватилъ ея свсившуюся руку. Она не старалась высвободить ее. Такъ они сидли рука въ руку, молча углубившись въ себя, до-тхъ-поръ пока огоньки города не загорлись въ вод и лодка, скрипя по прибрежному песку, причалила къ пристани у самаго дома Дургамовъ.
— Вотъ мы и пріхали, сказала мистрисъ Дургамъ, высвобождая свою руку изъ его руки: — покойной ночи! Не правда ли, вдь завтра я увижу васъ?
Свенъ не прощался съ остальными спутниками. У него силъ не хватало разговаривать съ людьми; онъ не могъ никому руки протянуть. Безъ оглядки, скорыми шагами пошелъ онъ по дорог, ведущей съ берега къ его квартир.
Вдругъ кто-то коснулся его плеча.
— Что такъ къ спху, carissime? послышался голосъ.
То былъ Бенно.
— Вдь мы съ тобой цлый день не говорили. Не хочешь ли вмст выпить кружку пива?
— Нтъ.
— Коротко и ясно; можно даже сказать, очень грубо. Неужели это тотъ же человкъ, который до-сихъ-поръ служилъ мн образцомъ вжливости и хорошаго обращенія? О! Свенъ, не нравишься ты мн!
— Слдовательно, чмъ скоре разстанемся, тмъ будетъ лучше. Покойной ночи!
— Послушай, Свенъ, сказалъ Бенно, останавливаясь и крпко ухватившись за пуговицу его пальто: — теперь, можетъ быть, не совсмъ благопріятная минута, чтобъ читать теб лекціи; однако длать нечего надо, потому что, мн кажется, periculum in mora.
— Я совсмъ не расположенъ много слушать сегодня, сказалъ Свенъ.
— Пожалуй и такъ, отвчалъ Бенно: — въ такомъ случа я не стану произносить прекрасной проповди, которую намревался было сказать, и ограничусь простыми фактами. Факты состоятъ въ томъ, что твое поведеніе относительно мистрисъ Дургамъ и vice verso (обратно) вообще до того поражаетъ, что все общество за вашими спинами корчитъ порядочныя гримасы; что мистеръ Дургамъ такъ же мало слпъ, какъ и я или кто другой, и что изъ этого можно предполагать...
— Ты общалъ ограничиться одними фактами.
— Sapienti sat! Я полагалъ, что изъ тебя выйдетъ какой-нибудь мудрецъ, а на дл выходитъ, что ты такой же глупецъ и безумію подчиняешься не мене, если еще и не боле другихъ, потому что считаешь себя подъ щитомъ своей мудрости. Свенъ! Свенъ! ты воображаешь, что направляешься по прямому пути, а между тмъ скачишь сломя голову по полямъ, такъ что теряешь слухъ и зрніе. Ты думаешь...
— Вотъ ужъ и началась проловдь! Прощай. Покойной ночи!
— И теб того же желаю, но боюсь, что мое желаніе неудобоисполнимо! закричалъ Бенно ему вслдъ.
— О любовь, любовь! философствовалъ Бенно, продолжая свой путь: — какъ бы мн хотлось открыть радикальное лекарство противъ нея и завтра же утромъ подмшать хорошую дозу въ супъ Свена и дать ему проглотить! Гм! гм! Вся эта штука была бы презабавна, еслибъ не имла страшно опасныхъ сторонъ. Вдь этотъ Свенъ, если разъ что засядетъ ему въ голову, такъ бываетъ упрямъ, какъ избалованное дитя, какимъ онъ въ сущности и есть. А эта мистртсъ Дургамъ кажется мн самою опасною женщиной, котораяу своими маленькими пальчиками можетъ забрать не то что руку, но и цлаго молодца. Мой же достопочтенный другъ, ея супругъ, не таковъ человкъ, чтобъ позволить безнаказанно шутить съ собою. что тутъ длать? Гм! гм! гм! Въ «Дикомъ Человк» еще огни. Это очень кстати. При свт огня я еще разъ обсужу дло и запью стаканомъ рейнвейна.
Глава девятая.
Посл этого вечера прошла недля. Свенъ и Бенно сдлались почти ежедневными постителями дачи Дургамовъ. Но они приходили и уходили большею частью въ разное время и въ своихъ посщеніяхъ явно преслдовали разныя цли. Бенно въ качеств доктора чаще всего приходилъ рано утромъ. Свенъ всегда приходилъ вечеромъ прежде чмъ другіе гости собирались. Бенно зналъ уже вс внутренніе входы и выходы въ дом и чаще всего шелъ прямо въ кабинетъ Дургама, чтобъ производить съ нимъ какіе-нибудь опыты или сигару выкурить и при этомъ потолковать объ ученыхъ предметахъ. Свену знакомы были только парадныя комнаты и преимущественно гостиная съ терасой. Вечеромъ всегда кто-нибудь приходилъ. Американецъ неизбжно присутствовалъ; недлю назадъ онъ собирался ухать, но съ каждымъ днемъ открывалась новая причина, которая вынуждала его отложить отъздъ еще на какіе-нибудь двадцать-четыре часа. Свенъ ясно понималъ, что для мистера Куртиса чайный столъ съ мистрисъ Дургамъ во глав былъ то же, что огонь для мотылька — и Свенъ возненавидлъ Куртиса. Часто приходилъ также адъюнкт-професоръ съ юною особой съ блокурыми локонами и въ сопровожденіи ея матери, вдовы ученаго професора, которая знала всевозможные современные языки и даже нкоторые мертвые. Кром того, разные англичане, въ особенности молодые, проживавшіе въ этомъ город подъ предлогомъ обученія въ университет, а между тмъ преимущественно проводившіе свое время въ рыбной ловл, въ прогулкахъ, на лодкахъ, то на парусахъ, то на веслахъ, и въ другихъ пріятныхъ развлеченіяхъ для здоровья полезныхъ. Приходилъ также и мистеръ Смитъ съ женою и четырьмя дочерьми, о предшествующей жизни котораго госпожа Шмицъ разсказывала такіе ужасы, а на поврку вышло, какъ Свенъ теперь достоврно узналъ, что Смитъ былъ смирный земледлецъ, перехавшій за границу для поправленія нсколько разстроеннаго состоянія; и въ жизнь свою даже не видывалъ, какъ вшаютъ людей, умалчивая о тхъ пятидесяти, которыхъ, по словамъ госпожи Шмицъ, онъ самъ отправилъ на тотъ свтъ.