Имть уродливое ухо или уродливый нос – особенно нос, конечно очень непріятно, особенно если этот недостаток принимает слишком смшную форму. Нт ничего красиваго в том, чтоб имть на лиц какой-нибудь нарост или пятно; очень часто это бывает одинаково непріятно как для самого человка, так и для тх, кто на него смотрит. Однако мы всегда думали, что имть такого рода уродство и без того достаточно горестно, чтобы еще вдобавок на человка смотрли как на преступника. Но так как таково именно мнніе Ломброзо, то нам остается только довести его до крайних послдствій и потребовать, чтобы акушерок и врачей обязали убивать всх новорожденных, являющихся на свт с уродливым носом или ухом. Всякое пятно на кож составляет врный признак нравственной испорченности. Возьмите, напримр, меня: у меня, помнится, есть гд-то на тл такія пятна, а к тому же я – анархист, что уже само по себ считается нкоторыми признаком преступности; все это отлично подходит одно к другому и ясно говорит за то, что я должен стать преступником. А слдовательно, нужно предать меня смерти: теорія очевидно предсказывает мн смерть на эшафот. Правда, если бы приложить эту доктрину ко всм, кто под нее подходит, то, может быть, в живых осталось бы очень мало людей, но зато каким бы совершенным оказалось человчество и в нравственном и в физическом отношеніи! Никогда не нужно отступать перед логическими послдствіями какой-нибудь теоріи, когда она основывается на наблюденіи, как теорія Ломброзо!

Что касается татуировки, то мы, конечно, никогда не считали ее признаком особенно высокаго эстетическаго развитія: это – атавизм, под вліяніем котораго люди стремятся усовершенствовать свою «естественную красоту» разными украшеніями – совершенно так же, как это длали наши предки в каменный вк. Тот же самый атавизм заставляет до сих пор многих женщин прокалывать себ уши, чтобы вставлять туда кусочки металла или блестящіе камни, совершенно так же, как бразильскіе ботокуды и нкоторыя австралійскія и африканскія племена прорзывают себ губы, носовой хрящ, или уши и вставляют туда круглые куски дерева или металла, что, с их точки зрнія, придает им необычайную красоту.

Мы всегда считали эти пріемы черезчур первобытными, но до сих пор не видли в них никакого проявленія жестокости; однако, раз уж Ломброзо нас просвтил, то мы надемся, что нас избавят не только от людей, которые себя татуируют, но и от тх женщин, которыя прокалывают себ уши или красят волосы.

Тот же ученый сдлал попытку установить на таких же шатких основаніях и тип политическаго преступника; но разбор этого завлек бы нас слишком далеко, а потому мы ограничимся критикой его теоріи преступности в собственном смысл слова.

Нашлись, впрочем, другіе, боле развитые, ученые, которые сами скоро подвергли критик эти черезчур фантастическія соображенія и доказали, как мало значенія имют т признаки преступности, которыми хотли надлить людей, обозначенных кличкою преступников. Проф. Манувріе, напримр, в своих лекціях в Парижской Антропологической Школ (1890–91 г.г.) блестящим образом разбил теорію Ломброзо и его послдователей. Показав, прежде всего, неосновательность самих наблюденій, на которых итальянскій ученый и его послдователи основывались для характеристики своего преступнаго типа, для котораго они избрали людей, уже искалченных тюрьмою или вообще ненормальною жизнью, Манувріе говорит затм, что у людей могут быть извстныя наклонности к того или другого рода поступкам, но что они не предназначены строеніем своего мозга или скелета непремнно совершить эти поступки и стать таким образом тм, что называется преступником. Извстнаго рода наклонность может с одинаковою вроятностью привести человка, смотря по обстоятельствам, как к поступку, который считается похвальным, так и к поступку, считающемуся преступным.

Напримр, большая мускульная сила может, в момент гнва, сдлать из человка убійцу, но она же может сдлать из него и полицейскаго, задерживающаго преступника. Сильныя страсти, презрніе к опасности и к смерти, которую человк с одинаковою легкостью готов и причинить другому и встртить сам – все это одновременно –и пороки, встрчающіеся у преступника, и добродтели, требующіяся от солдата. Изворотливый ум, склонный к обману, вкрадчивый и льстивый, могут сдлать из человка плута, совершающаго цлый ряд краж и мошенничеств; но, вмст с тм, это – т же самыя свойства, которыя нужны для хорошаго сыщика и слдователя.

Идя послдовательно за своею аргументаціею, Манувріе приходит к тому выводу, что иногда бывает очень трудно отличить так называемаго преступника от так называемаго честнаго человка и что многіе из тх, которые находятся на свобод, должны были бы быть в тюрьм, и наоборот.

Но, признав вмст со всми другими учеными, что человк есть ничто иное как игрушка в руках вншних сил, по равнодйствующей которых он движется в каждый данный момент, что свободы воли не существует, что правосудіе есть отвлеченное понятіе, в дйствительности сводящееся к воздйствію общества, мстящаго за потерпвшую личность, – посл всх этих выводов, так близко подходящих к тому, что говорят анархисты, он, к несчастью останавливается на пол-дорог и приходит к заключенію, что существующія наказанія еще недостаточны и что их нужно усилить. Он, правда, прячется при этом за самосохраненіе общества: преступные акты, говорит он, нарушают его существованіе и оно имет право защищаться, принимая на себя месть за потерпвших личностей и налагая на тх, кто ему мшает, такія строгія наказанія, которыя отняли бы у них охоту продолжать в том же направленіи дальше.

От чего же зависит это явное противорчіе между такими широкими идеями с одной стороны и такими узкими взглядами с другой, между выводами, требующими сохраненія извстных учрежденій, и посылками, доказывающими их нелпость? Увы, это противорчіе не составляет исключительнаго свойства тх людей, которые в него впадают, а зависит вообще от несовершенства человческаго ума.

Человк не обладает всеобъемлющим знаніем; ученый, занимающійся со страстью каким-нибудь одним предметом, может совершать чудеса в избранной им области, может, переходя от одного умозаключенія к другому, ршать в этой области самыя сложныя задачи; но так как ему нт возможности изучить так же хорошо вс отрасли знанія, то он поневол остается позади в вопросах, касающихся других наук. Поэтому, когда он хочет приложить свои, может быть, очень замчательныя открытія к другим областям человческой мысли, он обыкновенно длает это неудачно и из открытых им истин выводит ложныя заключенія.

В самом дл, если бы антропологи, изучавшіе человка и показавшіе его истинную природу, изучали и анализировали так же тщательно и соціологическія явленія, если бы они точно так же подвергли своей критик вс общественныя учрежденія, существующія у нас, их выводы оказалась бы, несомннно, совершенно иными. Раз они признают, что человк дйствует под вліяніем вншних условій, они должны заняться отысканіем причин, создающих эти условія; когда они изучают личность и дйствія так называемаго преступника, для них должно явиться как необходимое условіе разсмотрніе природы этих поступков и тх причин, благодаря которым они оказываются во вражд с общественными законами. И вот здсь-то вслдствіе вліянія окружающей среды, связанных с воспитаніем предразсудков и сравнительно малому знакомству с тми научными вопросами, которых они не изучают спеціально, они и приходят, незамтно для самих себя, к заключеніям, вполн выгодным для существующаго порядка вещей; правда они признают его недостатки и даже требуют нкоторых улучшеній в пользу обездоленной части общества, но никакого другого средства для этого они не находят, кром дятельности правительственной власти. В них прочно утвердилась привычка двигаться не иначе, как в путах и под угрозой кнута; наиболе независимые умы, правда, очень хотли бы избавиться от этого гнета и избавить от него небольшое меньшинство избранных, но они не могут представить себ, чтобы все человчество вообще могло существовать без всевозможных оков и тюрем.