Медведевич Ксения Павловна
Шрифт:
– Ты не сможешь меня убить, маленький сумеречник. Таких как я, нельзя убить.
Под локтем у Тарега щелкнуло - зубами - и тигр хихикнул:
– Можно-можно...
– Меч-охотник, - понимающе улыбнулась статуя.
Тарега снова накрыло гулким смехом. Потом все стихло. Шелестящий голос сказал:
– А ты знаешь, что будет, если ты им ударишь? Тебя разорвет в клочки, маленький сумеречный дурачок...
Пора.
Стиснув зубы, нерегиль заставил себя поднять голову и снова посмотреть в золотое лицо:
– Твои последователи украли эту статую в храме Ве Ниэн. Настоятель храма, желая вернуть святыню, отправился в паломничество.
Тишина сгущалась. Аль-Лат молчала.
– В паломничество к зеркалу Люнцуань. Оно указало ему на меня.
– Что же просил твой монах у зеркала?
– равнодушно проговорила богиня.
– Он просил показать того, кто готов отдать свою жизнь, но освободить статую и нанести тебе смертельный удар.
Аль-Лат вскрикнула - прямо как женщина.
Митама полыхнул страшным светом, заорав в ответ: Изъятие!!!
Щелкнув пастью, тигр исчез в хлещущем пучке энергий, и веером хлестнул через золотую грудь статуи.
Тарег успел увидеть, как металл изваяния разделяется, плавясь, на две части, и голова с руками сползает на сторону и падает вниз. Комок лучистого присутствия, поднявшийся из статуи, задрожал, словно в агонии, полыхнул - и взорвался таким чистым, таким ослепительным светом, что нерегиль вздохнул, как от счастья, - и рассыпался тысячью ярких, отражающих этот свет, осколков.
Удар внутри храма встряхнул землю под ногами. Страшный скрежет камня о камень - Намайо приходилось слышать такой во время землетрясений - приказал телу быстрее, чем разуму:
– Наземь! Все наземь!
Видная сквозь дымный воздух чудовищная арка портала вздрогнула - и выдохнула облако пыли и мелких осколков.
– Ле-ееечь!
Свистящие камни изрешетили чью-то лошадь. Она билась и кричала в заплывающем дымом воздухе.
Здание заскрежетало, словно мертвец костьми, выдохнуло из щелей облачка пыли - и стало с гулом проседать. Из прямоугольной громады портала выстреливали не выдержавшие давления камни.
– Назаааад!
Все побежали через площадь к улицам. Грохот за спиной говорил, что лучше не оборачиваться.
Намайо уже видел арки галереи - той самой, где они отсиживались днем - как под ноги ему подвернулось что длинное и мягкое, он запнулся - и упал. Извернувшись, перекатился, почти не повредив локоть. И, шипя от боли, пригляделся к тому, обо что споткнулся. Оказалось - об кого. На заваленном дрянью мраморе навзничь лежал человеческий мальчик. Заглянув в мокрое лицо, Намайо увидел стеклянеющие глаза и пузырьки розовой пены из угла губ. Размазанная до висков сурьма на веках и дорогой шелковый кафтан - гулямчонок.
– Что ты здесь делал?
– пробормотал аураннец.
Губы мальчика шевельнулись.
– Что?
– переспросил Намайо - нужно всегда выслушивать умирающих.
Видимо, мальчик получил камнем в грудь - и вдавившиеся ребра разорвали ему легкие. Кафтан уже начал заплывать красным.
Мальчик снова пошевелил губами, Намайо наклонился к самому его рту и расслышал:
– Али...
И потом:
– Два дирхема... за новости...
Потом его глаза остеклянели окончательно.
Ладошка разжалась - в ней действительно блестела монетка.
Намайо медленно обернулся к храму. Вместо портала и арки входа лежала курящаяся дымком груда камней. Над ней чернела пустота - своды устояли. Ну да, там же у них всегда колонны, целый лес колонн...
Нерешительно подняв ладонь, аураннец все же закрыл мальчику глаза. А потом взял монетку из мокрой лодошки и положил на продавленную грудь.
– В этом вы все, люди...
– пробормотал сумеречник.
– Умираете за грош. И за грош продаете наши жизни...
Сзади зацокали копыта. Послышались возгласы ужаса и изумления - люди. В ярко-синем, с павлиньими перышками на шлемах - парсы.
– Эй, ты! Эй, эй! Где Тарик? Эмир верующих требует его к себе немедленно!
Намайо покачал головой. И улыбнулся:
– Князь не сможет прийти к нему.
– Что?!
– Тарег-сама выполнил свой долг до конца.
– Что?! Где он? Где нерегиль?
– А вам до него больше не добраться...
– Что?!
– Тарег-сама мертв, человечек. Он - мертв...