Въ теченіе всхъ этихъ часовъ горькаго испытанія, я то дрожалъ отъ холода, то меня бросало въ жаръ отъ этой массы просителей, ползавшихъ по моему тлу; а между тмъ, въ моей усталой голов все возникали одни и т же вопросы: Какимъ образомъ люди выносятъ это негодное вооруженіе? Какъ это они такъ устроили, что цлыя поколнія выносятъ это? Какъ они могли спать ночью, чтобы переносить на слдующій день вс мученія?

Когда наступило утро, я былъ точно въ тискахъ; я чувствовалъ утомленіе, тяжесть отъ недостатка сна, усталость, что безпрестанно поворачивался съ боку на бокъ, голодъ отъ слишкомъ продолжительнаго поста; кром того, меня корчило отъ ревматизма, я жаждалъ ванны, чтобы избавиться отъ наскомыхъ. Но какъ чувствовала себя высокорожденная титулованная аристократка двица Алезанда де-Куртелуазъ? О, она была свжа, какъ блка; она спала, какъ убитая; что же касается до ванны, то она, какъ и вс благородные этой страны, никогда и не пользовалась ею, а потому и не могла имть этого желанія. Если этихъ людей смрить на особый аршинъ, то это были видоизмненные дикари, никакъ не боле. Эта благородная леди не выказывала ни малйшаго нетерпнія скоре позавтракать, а это также напоминаетъ дикарей. Во время своихъ путешествій эти Бритты привыкаютъ къ продолжительному голоданію и умютъ его переносить; слдовательно, они прежде чмъ пуститься въ путь, обыкновенно надаются, сколько возможно, по примру индйцевъ и иноконды. Такъ или иначе, но Сэнди наврно налась заране на три дня.

Мы встали ране восхожденія солнца, Сэнди хала на лошади, а я плелся, прихрамывая сзади. Полчаса спустя, мы дохали до группы оборванныхъ несчастныхъ созданій, которыя собрались починять такую вещь, которую они почему-то называютъ дорогой. Они отнеслись ко мн съ такимъ покорнымъ видомъ, какъ животныя; когда же я предложилъ имъ, что позавтракаю вмст съ ними, то они были до такой степени польщены моимъ снисхожденіемъ и до такой степени удивлены, что не знали, серьезно-ли я это говорю или нтъ; но тутъ моя леди открыла свои рчеобильныя уста и сказала громко, такъ что люди ее слышали, что она всегда хочетъ сть, когда видитъ, какъ стъ скотъ — замчаніе, смутившее этихъ бдняковъ потому только, что оно относилось къ нимъ, но не потому, чтобы это ихъ оскорбило или обидло. А между тмъ, они не были ни рабами, ни движимою собственностью. Но какому-то сарказму закона и наименованія, это были свободные люди. Семнадцатая часть свободнаго населенія страны именно принадлежала къ этому классу; это были мелкіе фермеры, ремесленники и пр., которые и составляли націю, дйствительную націю; они группировались именно около всего того, что было полезно или что было достойно спасенія или дйствительно достойно уваженія и если бы ихъ уничтожитъ, то было бы все равно, что уничтожить націю, оставивъ вмсто нея знать и дворянъ, лнивыхъ и непроизводительныхъ, знакомыхъ только съ искусствомъ опустошенія и грабежа, которые не приносили никакой пользы и не имли никакой цны въ раціонально-благоустроенной стран. И вдругъ по какому-то странному противорчію это меньшинство вмсто того, чтобы стоять во глав того кортежа, къ которому оно принадлежало, шло на другомъ конц отъ него съ поникшими головами и съ опущенными знаменами; оно избрало самого себя націею, а многочисленные крикуны оттсняли его такъ долго, что, наконецъ, оно приняло это, какъ истину; и не только это меньшинство приняло, а даже было убждено, что это совершенно справедливо и иначе не можетъ быть. Патеры говорили ихъ отцамъ и имъ самимъ, что такое ироническое положеніе вещей предписано свыше; они поврили этому на слово и оставались совершенно спокойными.

Разговоръ этого миролюбиваго народа какъ-то странно звучалъ для современнаго американскаго уха. Они считались свободными людьми, а между тмъ, они не имли права безъ позволенія оставить владнія своего лорда или своего епископа; они не имли права печь дома своего собственнаго хлба, но имъ дозволялось только сять хлбъ, жать его, молотить, а зерна нести на мельницу лорда и молоть тамъ, а хлбъ печь въ его пекарняхъ и за все платить. Они не имли права продать ни одной собственной вещи, не заплативъ своему лорду хорошаго процента за такую сдлку, точно также они не имли права и купить какой-нибудь вещи, не вспомнивъ о его касс; они обязаны были безвозмездно собрать его жатву и должны были являться по первому приказанію на работу, оставляя свои собственныя жатвы на добычу опустошительной бури; они должны были садить для него фруктовыя деревья на своихъ поляхъ и негодовать на самихъ себя, если его безголовые собиратели плодовъ будутъ топтать зерна подъ деревьями; они должны съ терпніемъ выносить причуды своего лорда; такъ, напримръ, если ему вздумается, во время охоты, пронестись галопомъ по ихъ полямъ вмст съ своими гостями и уничтожить результатъ ихъ терпливаго труда; имъ не дозволялось разводить самимъ голубей, а если цлая стая этихъ птицъ прилетала изъ голубятни лорда и клевала ихъ хлбъ на корню, то эти свободные люди не должны были давать волю своему гнву и не смли убить ни одной птицы, такъ какъ за это послдовало бы строгое наказаніе; лишь только ихъ жатва была собрана, какъ являлся цлый кортежъ грабителей, которые брали съ нихъ дань; во-первыхъ церковь брала десятую часть, затмъ королевскіе коммисары — двадцатую, потомъ люди лорда производили. опустошеніе въ остальномъ; посл всхъ этихъ поборовъ свободнымъ людямъ предоставлялась свобода убирать въ житницу остальное, если только изъ-за этого стоило хлопотать; а боле всего этотъ свободный народъ былъ обремененъ налогами, налогами и налогами; между тмъ, какъ ни лорды, ни бароны не несли никакихъ налоговъ; если какой-нибудь баронъ желалъ спать спокойно, то свободный человкъ, посл тяжелой дневной работы, долженъ сидть и пугать прутьями лягушекъ, чтобы т не квакали; если дочь свободнаго человка… нтъ, эта послдняя низость вн всякихъ описаній, наконецъ, если свободный человкъ приходитъ въ отчаяніе отъ испытываемыхъ имъ мученій и жертвуетъ жизнью, прибгая къ смерти, какъ къ единственному спасенію, то церковь осуждаетъ его на вчный огонь, законъ сожигаетъ его трупъ въ полночь на перекрестк, а его господинъ, баронъ или епископъ конфискуетъ все его имущество и его вдову и сиротъ выгоняютъ за дверь.

И вотъ тутъ собрались эти свободные люди раннимъ утромъ исправлять дорогу для своего лорда-епископа и работать на него три дня безплатно; каждая глава семьи и каждый старшій сынъ въ семь должны работать по три дня даромъ и, кром того, прибавлялся еще одинъ день для ихъ слугъ.

Эти-то бдные, мнимо-свободные люди ли свой скромный завтракъ и разговаривали со мною; вс они съ большимъ смиреніемъ и съ самымъ искреннимъ уваженіемъ относились къ своему королю, къ церкви, къ вельможамъ и вообще къ благороднымъ, такъ что лучшаго нельзя было и желать; было что-то жалкое и вмст съ тмъ комичное въ этихъ людяхъ. Одинъ только изъ всхъ этихъ работниковъ, сидвшихъ со мною и жевавшихъ черный хлбъ, показался мн смышленне другихъ; я отвелъ его въ сторону и разговорился съ нимъ. Когда нашъ разговоръ былъ конченъ, то я попросилъ его дать мн каплю чернилъ изъ его жилъ и затмъ съ помощью тонкаго прутика, сорваннаго съ дерева, я написалъ на кусочк коры: «Помстите его въ мужскую факторію», затмъ, передавая ему этотъ кусочекъ коры, сказалъ:

— Идите во дворецъ въ Камелот и отдайте это въ руки Аміасо Ле Пулэ, котораго я называю Кларенсомъ, онъ это пойметъ.

— Значитъ, онъ патеръ? — спросилъ этотъ человкъ и съ его лица исчезъ восторгъ.

— Какъ, патеръ? Разв я не говорилъ вамъ, что патеры и вообще духовныя лица не имютъ доступа въ мою факторію. Вы и сами вступите туда только подъ тмъ условіемъ, что ваша религія, какая бы она ни была, составляетъ вашу совершенно свободную собственность?

— А вотъ какъ это будетъ, тогда я очень доволенъ; сначала же меня взяло было сомнніе, когда я узналъ, что тамъ находится этотъ патеръ.

— Но я говорю вамъ, что это вовсе не патеръ.

Однако, это, казалось, его не удовлетворило и онъ спросилъ

— Какъ же онъ не патеръ, а уметъ читать?

— Онъ не патеръ, а уметъ читать и писать также; я самъ его выучилъ.

Лицо этого человка просвтлло. А я продолжалъ:

— И первое, чему васъ будутъ учить въ этой факторіи, это читать и писать…

— Меня? О, я готовъ отдать всю кровь моего сердца, лишь бы только выучиться этому искусству. Но я сдлаюсь вашимъ рабомъ, вашимъ…

— Нтъ, вамъ не нужно быть ничьимъ рабомъ; берите вашу семью и ступайте. Вашъ лордъ-епископъ конфискуетъ ваше небольшое имущество; но это не бда. Кларенсъ устроитъ васъ хорошо.

Я заплатилъ три пенни за мой завтракъ; это была очень хорошая цна, такъ какъ даже за одну пенни можно было накормить нашимъ завтракомъ двнадцать человкъ; но въ это время я чувствовалъ себя очень хорошо и любилъ иногда быть расточительнымъ; кром того, этотъ народъ охотно накормилъ бы меня и даромъ, какъ ни скудна была ихъ провизія; они искренно благодарили меня, потому что здсь деньги цнились очень дорого, такъ что мои деньги доставили боле удовольствія, чмъ если бы он лежали у меня въ шлем; это были желзныя пенни и ихъ всъ былъ неопредленный и полудолларъ составлялъ въ эту минуту порядочную для меня тяжесть; кром того, въ это время я былъ расточителенъ еще потому, чтобы освободиться отъ лишней тяжести; но еще была и та причина, что, не смотря на свое продолжительное пребываніе въ Британіи, я еще не приноровился къ пропорціямъ вещей и еще не дошелъ до того, чтобы знать, что пенни во времена Артура и пара долларовъ въ Коннектикут было почти одно и тоже: именно близнецы, какъ вы говорите, по отношенію къ погон за властью. Если бы мое пребываніе вн Камелоты ограничивалось нсколькими днями, то я платилъ бы этому народу красивыми новенькими монетками нашей собственной чеканки; это доставляло бы не мене удовольствія и мн и имъ. Я исключительно принялъ бы американскую валюту. Въ одну или дв недли центы, дюймы, никели, четверти и полудоллары, а слдовательно масса золота постоянно лилась бы ркою въ коммерческихъ жилахъ королевства и я, конечно, увидлъ бы, какъ эта новая кровь освжаетъ ихъ жизнь.

Я попросилъ фермеровъ дать мн кремень и огниво, и когда они усадили на лошадь меня и Сэнди, то я закурилъ трубку. Когда первыя струи дыма показались черезъ забрало моего шлема, то вс эти люди направились къ лсу, а Сэнди обернулась назадъ и бросила на дорогу мрачный взоръ. Они полагали, что я одинъ изъ тхъ огненныхъ драконовъ, о которыхъ они такъ много слышали отъ рыцарей и другихъ профессіональныхъ лгуновъ. Мн стоило не мало труда убдить этотъ народъ вернуться обратно на ихъ мсто. Затмъ я имъ сказалъ, что это такого рода чары, которыя могутъ принести вредъ только моимъ врагамъ. Я общалъ имъ, положивъ руку на сердце, что вс т, которые не чувствуютъ ко мн никакой вражды, могутъ пройти совершенно спокойно мимо меня, а тотъ, кто останется позади, будетъ пораженъ смертью. Весь этотъ кортежъ прошелъ мимо меня съ большою быстротою. Никто изъ нихъ не былъ настолько любопытенъ, чтобы остаться позади и посмотрть, что съ нимъ случится.