Салумбара был в отряде раджи Аштритхи, когда изменники закрыли ворота Мератха.

Когда все было кончено, головы всех оставшихся с раджой воинов насадили на пики

и в таком виде показали осажденным. А сам рават был в отряде адмирала Лала,

прорвавшемся из окружения.

С тех пор рават Салумбарский прослыл одним из самых безжалостных

джайсалмерских командиров. Он никогда не брал в плен темесцев, а сам раз за

разом уходил, казалось бы, от верной смерти, и хотя лично водил свой полк в

атаку, его ни разу даже не задели пули. Свои считали равата заговоренным, чужие

– колдуном-чернокнижником. Когда Бахадур станет раджой, надо будет потребовать

выдать проклятого равата Темесе. Как военного преступника...

Конечно, Фанцетти и ему подобные творили вещи куда худшие, но... Победителей

не судят, не так ли? В конце концов, это делалось во имя приобщения дикарей к

истинной вере и цивилизации.

– Ты уверен, что командует именно салумбарец?

– А что ему еще там делать?

Тоже верно, для инспекции хватило бы какого-нибудь капитана, самое большее

майора. Но полковник с большим боевым опытом, буквально накануне отправленный в

Кангру, может означать, что Валладжах обо всем догадался - тогда предстоит не

марш-бросок с небольшой стрельбой под конец, а настоящая война, для которой

недостаточно не то что полка - полновесной дивизии. Но даже если рават Удай

оказался там случайно, без боя перевал он не сдаст. Стало быть, чтобы выполнить

приказ, надо прорваться с ходу.

– Где этот перевал?
– спросил Меттуро.

– Идемте, я покажу.

Подполковник тронул поводья. В сопровождении переводчика, проводника и его

конвоиров Меттуро поскакал в голову колонны. По дороге пылили пехотинцы -

мушкетеры, пикинеры, гренадеры, саперы, громыхала на камнях полевая кухня,

скрипели, подминая избитый в мельчайшую пыль песок, колеса пушечных лафетов. Вот

артиллерию господин дивизионный генерал мог бы дать и посолиднее. Ну что это

такое - парочка полукулеврин, две картауны и двенадцать фальконетов? Хоть бы

три-четыре осадные мортиры дали... Если у тех, кто стоит в Кангре, имеется хотя

бы парочка кулеврин, толковые артиллеристы и решительный командир (а Салумбара в

нерешительности не обвинишь), они устроят полку кровавую баню.

Передовые конники уже почти добрались до подошвы скальной гряды. Дальше

начиналась джайсалмерская территория, на нее без специального приказа они

вступать не решились.

– Ну, и где город?

– Вот горы, - охотно показал отшельник.
– Вот дорога, вон перевал. А во-он за

той скалой, отсюда ее не видно, - Кангра.

– Помолчи, - бросил Меттуро, рассматривая подступы к перевалу. Увиденное не

обнадеживало.

Скальная гряда недаром называлась горами. Не очень-то высокие, не сравнить с

теми, что отделяют Северный Аркот от Южного - но крутые и, что самое обидное,

весь западный склон гол, как голова дивизионного генерала. Ближе к вершине

попадаются валуны - посади за них мушкетеров, и без серьезной артиллерии их

будет не сковырнуть. А в четверти мили от перевала пролег глубокий овраг, по дну

которого когда-то неслась горная река. Там тракт обрывается, и снова начинается

за пропастью. Обе половинки тракта соединяет неширокий подвесной мост.

Неизвестно, выдержит ли он пушки, повозки, коней, но главное не это: на перевале

тракт сторожат несколько приземистых, кажущихся продолжением скал, старых башен.