Оба надолго замолчали. А Рокетт исподтишка рассматривал пленивших их девушек.

В сочетании с озорной розовой, голубой, желто-оранжевой и красной расцветкой

платьев-камизов и спускающихся едва ли не до колен покрывал мушкеты и сабли

смотрелись диковато. Увешанные оружием девицы горбились под тяжестью железа, но

при этом не утратили ни стати ни неосознанной, подсознательной чувственности.

Порой из-под покрывал озорно блестели насурмленные глаза, если налетал ветер,

могли на миг приоткрыться чувственные губы. Каждый раз местные смущенно хихикали

и спешили торопливо прикрыть лицо, оттянув покрывало книзу тоненькой смуглой

рукой. Держа в руках тяжелый медный кувшин (и как они таскают такие на голове?),

Рокетт пытался найти среди "конвоя" знакомое по снам лицо. Тщетно: ни одна из

них даже отдаленно не напоминала ту, из сновидений. Не было в них того огня,

который, как пламя свечи мотылька, манил Рокетта. "Милые девочки. Но с той, из

снов, ни одной из вас не сравниться!"

Переговоры между девушкой, которая пыталась командовать пленными, и высоким

чернобородым мужчиной с мечом-тальваром в видавших виды ножнах, были недолгими.

Мужчина скомандовал своим, воины быстро разобрали у девушек оружие, а потом

чернобородый занялся пленными. Окинув взором колонну, он сразу вычислил в толпе

командира и, насмешливо отсалютовав трофейным мушкетом капитану Сюлли,

по-темесски скомандовал:

– Рота, стройсь! В крепость шагом марш!

И уже не под прицелом трясущихся от страха девчонок, едва держащих в руках

мушкеты, а в кольце опытных, до зубов вооруженных ветеранов, рота Сюлли

отправилась в Кангру. Давненько, считай, со времен первой битвы при Мератхе,

крепость не видела такого количества пленных. Из-за перевала уводимых пленников

провожали глазами темесские дозоры, на самом ближнем из них Сюлли разглядел

долговязую фигуру Меттуро. Подполковник с рыком бессильной ярости вырвал из

ножен шпагу и, кровеня ладони, переломил ее о колено, швырнув окровавленные

обломки в траву. Война окончилась, не начавшись, все получилось куда обиднее,

чем если б они просто потерпели поражение. Отныне тем, кто дрался во дворце с

Фанцетти и Бахадуром, оставалось надеяться лишь на себя. И Рокетт, и Сюлли, и

сам Меттуро им не завидовали.

Глава 7.

– Повелитель, к вам гонец от Валладжаха, - это опять неугомонный Шакри. Как ни

странно, уцелел в бойне на лестнице. Неужели девять вояк нанесли роте такие

потери? Плевать, сколько бы черномазых язычников ни погибло, все польза для

истинной веры. А почему Бахадура называют повелителем? Он же еще не раджа, ближе

к могиле, чем к короне! Впрочем, и понятно: те, кто поддержали узурпатора,

сожгли все мосты. Теперь заговорщики в одной лодке. Для таких, как Шакри,

Бахадур отныне и правда повелитель...
– Предлагает переговоры и перемирие.

– Соглашайтесь, - вздыхает Фанцетти и вытирает пот. Сработало: отчаянная

авантюра со штурмом женской половины дала плоды. Валладжах не струсил бы и в бою

один на один, но захват жены и ребенка (он ведь не знает, что кормилицу нашли

без сознания и с шелковым шнуром в руках, а младенец исчез) подкосил законного

правителя. Интересно, куда смотрит Раммохан Лал, тому-то не застилает глаза

страх за родных?

– Повелитель, - а это уже другой голос, гонец от взвода, прикрывавшего

лестничную площадку, где погиб Пратап.
– Раммохан Лал убит!