Орденеръ отвтилъ:

— А я путешественникъ, не знающій ни имени своего, ни дороги, по которой ему придется идти.

Этотъ своеобразный отвтъ показался неудовлетворительнымъ рыбаку Браалю.

— Клянусь короной стараго Гормона, — вскричалъ онъ: — я думалъ, что въ настоящее время во всей Норвегіи только одинъ человкъ не увренъ въ своемъ имени. Я говорю о благородномъ барон Торвик, который, какъ слышно, скоро получитъ титулъ графа Даннескіольда, по причин славной свадьбы своей съ дочерью канцлера. Вотъ, добрая Маасъ, самая свжая новость, которую узналъ я въ Дронтгейм. Поздравляю васъ, господинъ чужестранецъ, съ этимъ сходствомъ съ сыномъ вице-короля, графа Гульденлью.

— Если ужъ ваша милость, — подхватила Маасъ съ лицомъ, разгорвшимся отъ любопытства, — не желаете ничего сказать намъ про себя, не можете ли сообщить хоть какихъ нибудь встей, напримръ, о славной свадьб, про которую говоритъ мой мужъ?

— Да, — замтилъ рыбакъ съ важнымъ видомъ, — это самая свжая новость. Не пройдетъ и мсяца какъ сынъ вице-короля женится на дочери великаго канцлера.

— Врядъ ли, — сказалъ Орденеръ.

— Вы сомнваетесь, сударь? Могу васъ уврить, что дло слажено. Я знаю это изъ врныхъ источниковъ, такъ какъ слышалъ отъ господина Поэля, довреннаго слуги благороднаго барона Торвика, то есть именитаго графа Даннескіольда. Ужъ не замутила ли воду буря въ эти шесть дней? Можетъ быть этотъ славный союзъ не состоится?

— Я такъ думаю, — отвтилъ улыбаясь молодой человкъ.

— Ну, значитъ, я ошибся. Не разводи огня, прежде чмъ рыба не попалась въ сти. Да врно ли, что свадьба разошлась? Отъ кого вы узнали эту новость?

— Ни отъ кого, — отвтилъ Орденеръ, — я самъ такъ думаю.

При этихъ наивныхъ словахъ, рыбакъ не могъ удержаться отъ смха, не смотря на врожденную норвежцамъ вжливость.

— Простите, сударь. Сейчасъ видно, что вы путешественникъ и, безъ сомннія, чужестранецъ. Такъ вы думаете, что все пойдетъ какъ вы хотите, что по вашему желанію погода нахмурится или прояснится?

Тутъ рыбакъ, интересовавшійся, подобно всмъ норвежскимъ крестьянамъ, общественными событіями своей страны, принялся объяснять Орденеру, почему бракъ этотъ не можетъ разстроиться, что онъ необходимъ для фамиліи Алефельдовъ, что вице-король не можетъ отказать королю, который стоитъ за этотъ бракъ. Кром того, утверждаютъ, что истинная любовь соединяетъ будущихъ супруговъ; словомъ, рыбакъ Брааль вполн былъ увренъ въ осуществимости этого союза и хотлъ бы столь же быть увреннымъ въ томъ, что завтра ему удастся убить проклятую морскую собаку, опустошавшую Мастербикскій прудъ.

Орденеръ нисколько не былъ расположенъ поддерживать политическія разсужденія грубаго простолюдина, и приходъ новаго постителя вывелъ его изъ затрудненія.

— А, вотъ и онъ, мой братъ! — вскричала старая Маасъ.

Одно лишь прибытіе ея брата могло вывести ее изъ глубокаго удивленія и восторга, съ которымъ слушала она длинныя разсужденія своего мужа.

Между тмъ какъ дти шумно кинулись на шею къ своему дяд, рыбакъ важно протянулъ ему руку.

— Добро пожаловать, братецъ, — сказалъ онъ и, обратившись къ Орденеру, прибавилъ:

— Сударь, вотъ братъ нашъ, знаменитый охотникъ Кольскихъ горъ, Кенниболъ.

— Здравствуйте, — сказалъ горецъ, снимая шапку изъ медвжьей шкуры. — Ну, братецъ, я такъ же плохо охотился на вашихъ берегахъ, какъ ты ловилъ бы рыбу въ нашихъ горахъ. Мн кажется, скоре можно наполнить охотничью сумку, разыскивая домовыхъ и вдьмъ въ мрачныхъ лсахъ королевы Мабъ. Сестрица Маасъ, ты первая чайка, которую я встрчаю сегодня. Вотъ, друзья, вся моя добыча. Изъ за какого-нибудь дрянного глухаря первый охотникъ Дронтгеймскаго округа принужденъ былъ обгать вс прогалины въ такую пору и непогоду.

Съ этими словами онъ вынулъ изъ сумки и бросилъ на столъ блую куропатку, замтивъ, что эта тощая дичина не стоитъ и выстрла мушкета.

— Но, — пробормоталъ онъ сквозь зубы: — будь покоенъ, врный мушкетъ Кеннибола, скоро ты поохотишься за жирной дичью. Если теб не придется портить шкуры сернъ и оленей, за то ты вдоволь прострлишь зеленыхъ плащей и красныхъ мундировъ.

Эти слова, сказанныя вполголоса, подстрекнули любопытство Маасъ.

— Что это ты сказалъ, братецъ? — спросила она.

— Я говорю, что всегда какой-нибудь домовой дергаетъ женщину за языкъ.

— Правда твоя, Кенниболъ, — вскричалъ рыбакъ: — эти Евины дщери любопытне своей праматери… Ты, кажется, заговорилъ о зеленыхъ плащахъ?

— Знаешь, дружище, — съ досадой возразилъ Кенниболъ: — я довряю свои тайны только мушкету, такъ какъ увренъ, что онъ ихъ не выдастъ.

— Въ деревн поговариваютъ о бунт рудокоповъ, — невозмутимо продолжалъ рыбакъ. — Можетъ статься, ты провдалъ объ этомъ что нибудь, братецъ?