Кобзарь: Стихотворения и поэмы
вернуться

Шевченко Тарас Григорьевич
Шрифт:
А Марина в платье белом Невестой Христовой Плачет под замком, возносит К всеблагому слово. Никому войти в светлицу Пан не позволяет, Сам ей пить и есть приносит. Просит, умоляет, Чтобы на него взглянула, Чтоб утерла очи… И взглянуть она не хочет, Пить и есть не хочет. Приступиться к ней не может, Бесится, проклятый. А Марина вянет, сохнет В палатах богатых. Уже лето миновало, Зима наступила, А Марина сидит себе, Все слова забыла И уже не плачет даже… Вот так втихомолку Пан допек ее, а все же Не добился толку. Хоть зарежь ее — упряма, Горда не по чину… Поздно вечером зимою Глядела Марина, Как за черным лесом в небе Красною бадьею Луна всходит… «И я тоже Была молодою», — Прошептала, задумалась, А потом запела: «Хата — что палаты. Гости пришли в хату, Расплетали косы, Ленты вынимали, А пан просит сала, А черт хлеба просит. А гуси, гусята В теплый край куда-то За море стремятся!..» . . . . . . . . . . . . . . . . Собаки лают, злятся, Гогочут на дворе псари, А пан побагровел, горит От ярости, идет к Марине, Как Кирик пьяный{273}… А у тына, Не чуя стужи, мать Марины, Как в хате, знай себе сидит. Совсем старуха одурела, Мороз от ярости трещит, Луна из красной стала белой, С опаской сторож в било бьет — Не потревожить бы господ… Ан глядь, хоромы запылали. Пожар! Пожар! Повырастали Тут люди — как из-под земли. А может, здесь они росли, Как будто волны, прибывали И не напрасно удивлялись! — Ведь было видно людям тем: Марина, голая совсем, Со старой матерью плясала Перед хоромами и — страх! — Запела вдруг, держа в руках Нож окровавленный… «То не та ли, кумася, Так разубралася!.. Как была я пани, Ходила в жупане, Паны увивались, Руку целовали!» (Матери.) «А вы с того, должно быть, света, Марину обвенчать пришли? Уже мне косу расплели, Да пан приехал… Гуси это! Совсем не гуси, а паны Летят в края, где стужи нету, — Их в пекле ждут у сатаны. Гей, тега-тега! Слышишь? Слышишь? Все церкви в Киеве звонят. Смотри, а там огонь горит, А пан лежит себе, читает И просит пить… А ты не знаешь, Ведь я зарезала его?… А он, хоть обгорел, хохочет… Смотри, — вон, на трубе!.. Чего, Чего глядит, как будто хочет Сожрать тебя! Мать, берегись! На, выкуси, на, подавись!»

(Показывает кукиш и поет.)

«Я москалика люблю, — Даже сердце веселю! Москали, москали Юбок нам навезли, Барчуки — Денежки, А сыночки поповы — Ожерелья, обновы!.. В колокол бей! Тучи развей, Неси яром К злым татарам, А солнышко — к христианам! В колокол бей!»

Мать

Мариночка, пора домой!

Марина

Пора домой, ведь завтра рано Мне надо в церковь: глянь, поганый Вновь лезет, тянется за мной, На… выкуси!..

Мать

Пора домой.

(К людям.)

Ой, люди добрые, спасите!

Марина

Берите же меня, вяжите, Скорее в дом ведите к пану! А ты не хочешь разве глянуть, Какою панною Марина В палатах под замком сидит? Как гибнет, гибнет неповинно, Как вянет, сохнет беспричинно Твоя Мариночка…

(Поет.)

«Ой, тега-тега, серые гуси, Тега, на Дунай! Повязала головоньку, — Теперь думай да гадай». И пташкам воля в чистом поле, И пташкам весело летать, А я завяла в злой неволе.

(Плачет.)

Мне ожерелье бы достать, Да и повеситься… Иначе Теперь беда… хоть утопись! Чего же ты, голубка, плачешь? Не плачь, родимая, вглядись, Здесь я, Мариночка твоя! Взгляни-ка: черная змея Ползет по снегу… Захочу, На юг, как пташка, полечу, Ведь я уже кукушкой стала… А на побывке он и не был? Убили, может, на войне? А знаешь, что приснилось мне? Что в небе днем луна сияет, А мы над морем с ним гуляем. И вдруг гляжу — не понимаю: Все звезды покатились в воду, Лишь одинешенька-одна Осталась на небе, а я-то, Как бы рассудка лишена, Бреду, ищу в Дунае броду, В лохмотьях с байстрюком бреду: Смеются люди надо мною, Зовут покрыткой и чудною… И ты смеешься, а я плачу, Да нет, не плачу, хохочу… Взгляни: сейчас я полечу, Ведь я сова… — И замахала, Как будто крыльями, руками И тотчас убежала прочь, Завыв, как волк в глухую ночь. Заковыляла мать за нею, За дочкой бедною своею. Все баре смерть в огне нашли, Изжарились, как поросята. Сгорели белые палаты, А люди тихо разошлись. Марины с матерью не стало. Уже весной, когда пахали, Два трупа на поле нашли И на кургане закопали.

[Кос-Арал, 1848]

Пророк

Перевод Н. Брауна

Как будто праведных детей, Господь, любя своих людей, Послал на землю им пророка — Свою любовь благовещать! Святую правду возвещать! И, как Днепра поток широкий, Слова его лились, текли, И в сердце падали глубоко, И души хладные зажгли Огнем незримым. Полюбили Пророка люди и ходили За ним, и слезы их лились, Но люди злобны и лукавы! Они святую божью славу Растлили… и чужим богам Воздали жертву! Осквернились! И мужа свята… Горе вам! На стогнах камнями побили. И праведно господь великий, Как на зверей свирепых, диких, Оковы повелел ковать, И тюрьмы темные копать, И — род лукавый и жестокий! — Взамен смиренного пророка… Он повелел царя вам дать!

[Кос-Арал, 1848]

[Петербург] 1859 года, декабря 18

[Сычи] («На рожь несжатую в ночи...»)

Перевод А. Суркова

{274} На рожь несжатую в ночи По придорожным пожням Слетались осторожно Сычи. И пошутить И рассудить, Как бедных пташек отстоять, Гнездо орла огню предать, С землей сровнять, Орла ж повесить на осине И навсегда отныне Республику создать! И всё бы, кажется? Ан нет! Чтобы пресечь потравы вред (И было бы не диво, Когда бы кто иной), на ниве Силки поставил, а то, вишь: Мужик голешенький-голыш Поставил тихо и пошел Под стог вздремнуть. И, рано Продрав глаза, зашел Гостей проведать. А в капканы Набились сплошь одни сычи! Изволь — вари, пеки в печи! Чтобы домой улова Не приносить, одних убил, Других на смех воронам сбыл, Все рассудив толково, И никому ни слова.

[Кос-Арал, 1848]

«Меж скалами, подобно вору…»

Перевод В. Цвелева

* * *
Меж скалами, подобно вору, Во мраке над Днестром идет Казак. Во тьму бегущих вод Он смотрит неподвижным взором, Как бы во вражеские очи, Как будто он промолвить хочет: «Мутный Днестр, вода седая, Вынеси на волю!{275} Или смерть найди, река, мне, Коль такая доля!» И, одежду сняв на камне, Он в воду бросился, плывет, И синяя волна ревет, И, ревя, на дальний берег Казака бросает. И бедняк, босой и голый, Воду отряхает — И на воле… И от бога Больше не желает Ничего… Постой, быть может, В чужедальнем поле Счастья ты себе попросишь, Ты попросишь доли… И пошел он рощей темной И поет на воле: