Она вошла въ курительную, налила себ кофе и появилась вновь на порог стеклянной двери съ флакономъ въ рук.

— Я вамъ преподнесу своей блой рукой немного шартрезу, г-нъ, мой живописецъ. Вы его заслужили, не правда ли? — сказала она, съ своей забавной манерой говорить, мило приподнимая углы губъ.

— Если сударыня удостоите меня этой милости, — отвтилъ Лангилль, поставивъ свою пустую чашку.

Мишель въ свою очередь прошелъ въ курительную.

— Идите выкурить сигару, Лангилль! — закричалъ онъ.

— Мой милый другъ, вы меня соблазняете, но сигары мн вредны.

— Тогда папироску?

— Нтъ, благодарю, я боле не курю… и затмъ, этимъ локонамъ не хватаетъ легкости и… я не желаю во время позированія, — сказалъ художникъ, упрямо принимаясь опять за свою акварель.

— Но у васъ еще достаточно времени!

— Послушай, Мишель, оставь ты этого бднаго Лангилля въ поко! — сказалъ смющійся голосъ Колетты, пересиливая глухой шумъ разговора Роберта и Бетюна, въ которомъ она только что принимала участіе. Я желаю, чтобы онъ поступалъ по своему усмотрнію, бродилъ или работалъ, курилъ или нтъ въ зависимости отъ собственнаго настроенія. Въ Кастельфлор онъ у себя! Не такъ ли, дорогой маэстро?

— Благодарю васъ, сударыня, благодарю!

Уже онъ вновь взялся за кисти. Теперь онъ обращался къ Сюзанн, между тмъ какъ Треморъ, не настаивая больше, услся въ курительной, не очень далеко отъ двери.

— Добрый Мишель! Какой любезный и предупредительный къ своему старому другу! Посидите еще одинъ моментъ, молю васъ, барышня… Я еще вчера сказалъ Ланкри, говоря о немъ и о васъ: „какая прелестная пара! и какъ пріятно въ нашъ вкъ прозы и презрннаго расчета встртить нжно согласныхъ жениха и невсту, жениха и невсту, любящихъ другъ друга!…“ Немного боле въ профиль, прошу васъ.

— Могу я посмотрть?… Ахъ! какъ это красиво… гораздо красиве меня, г-нъ Лангилль!

— О! милая барышня, какая ересь!

— Увряю васъ… ну, я опять благоразумна.

— Благодарю. Хорошо! Лучъ солнца въ вашихъ волосахъ! Немного налво, такъ!… Вы совершаете большія прогулки съ Мишелемъ?

— Верхомъ, да, очень часто.

— Это восхитительно. Въ Ривайер есть прелестные уголки, тропинки, проски, полные поэзіи! И Мишель такъ прекрасно понимаетъ простую природу этой мстности.

— Разв Мишель очень любитъ простую природу?

— Онъ ее любитъ, какъ артистъ, барышня, а артистъ интересуется тысячью вещей, которыхъ обыкновенный наблюдатель не замчаетъ даже. Классики искали красоту въ невозможномъ, романтики искали ее въ исключительномъ, но она находится въ легкомъ, обыденномъ, и тамъ-то настоящій художникъ уметъ найти ее. Стебель травы, лучъ — и все его существо потрясено!… Не двигайте такъ рукой, ради Бога… Ахъ! милая барышня, какое наслажденіе и какая мука въ одно и то же время васъ рисовать. Какое наслажденіе, когда, чтобы изобразить идеалъ, достаточно скопировать дйствительность, но какая мука найти эту дйствительность столь же непередаваемой, какъ и идеалъ.

— Вы право нелпы съ этимъ портретомъ, мой милый другъ! — сказалъ въ эту минуту Мишель, стараясь принять тонъ шутки.

— Мишель правъ, Лангилль, — подтвердилъ радушно г-нъ Фовель, не бросайте же насъ всхъ ради Сюзи, чортъ возьми!

— Сейчасъ, мои дорогіе друзья, сейчасъ… Одну секунду, — сказалъ Лангилль, отодвигаясь, чтобы разсмотрть свое произведенiе.

— Мишель, — позвала Сюзанна, — идите полюбоваться.

Мишель послушался приказанія и обратился покорно, хотя неохотно, съ нсколькими комплиментами къ художнику.

Пробило половина второго.

— Понмори и Рео явятся скоро… чтобы играть въ крокетъ и въ теннисъ, — воскликнула молодая девушка.

Лангилль привскочилъ:

— Понмори! г-жа Рео! такъ рано! Я не зналъ… Нужно пойти вымыть руки, — говорилъ онъ растерянно, — я отвратителенъ… Не безпокойтесь, Треморъ. Милая барышня, благодарю васъ за терпніе.

Онъ разсматривалъ съ печальнымъ видомъ свои выпачканные красками пальцы, затмъ взялъ осторожно руку Сюзанны и приложился къ ней губами:

— Вы ангелъ! — добавилъ онъ, удаляясь.

Какъ только онъ вышелъ, Мишель всталъ передъ Сюзанной во весь ростъ со скрещенными руками.

— Сколько разъ вы слышали исторію о стебл травы и о луч, сколько разъ? — спрашивалъ онъ съ чмъ-то въ род бшенства.

Сюзанна заупрямилась.

— Но я слышала въ первый разъ.

— Въ первый разъ!

— Конечно, въ первый разъ!… Бдный, бдный, милый Лангилль, вы съ нимъ обошлись грубо! Это неблагородно! А я его люблю, да, я его очень люблю…