Маркевич Болеслав Михайлович
Шрифт:
— Я не могу съ вами согласиться, началъ было возражать Гундуровъ, — славянское единство, это все будущее наше!..
— Виноватъ-съ, прервалъ его князь, — объ этомъ мы когда нибудь съ вами въ другой разъ… Я совершенно напрасно уклонился въ сторону… Мы говорили о васъ, о томъ, что васъ ожидаетъ. Я хотлъ только сказать, что для васъ, какъ для русскаго, отпадаетъ самая интересная, живая сторона вашей «спеціальности.» Остаются вамъ, слдовательно, — не совсмъ естественно засмялся князь Ларіонъ, — Любушинъ Судъ и историческіе памятники Святаго Вячеслава… Воля ваша, этимъ нельзя наполнить жизнь въ ваши лта! Что же-съ затмъ, въ теперешнемъ положеніи вашемъ, дастъ вамъ Москва? Что вы будете длать? Изнывать въ безполезныхъ стованіяхъ въ тсномъ кружк друзей, слушать каждый вечеръ все ту же болтовню московскихъ умницъ, играть въ дтской въ Англійскомъ клуб?… Не думаете же вы, я полагаю, съ новымъ смхомъ примолвилъ онъ — обзавестись своимъ домкомъ отъ скуки, жениться, какъ женятся въ Москв, въ 23 года отъ роду, не создавъ себ положенія, ничего еще не сдлавъ ни для общества, ни для себя самаго?…
И старый дипломатъ временъ Внскаго конгресса — словно только и ждалъ онъ этой минуты — остановилъ теперь на молодомъ человк долгій, пристальный взглядъ.
— Вотъ онъ, «длинной рчи краткій смыслъ!» проговорилъ внутренно Ашанинъ, и, въ свою очередь, съ безпокойствомъ воззрился въ лице пріятелю.
Но ни онъ, ни князь не прочли на немъ того чего ожидали. Гундуровъ не понялъ;- пойми онъ, его молодое самолюбіе разразилось бы, вроятно, какимъ нибудь горячимъ, неосторожнымъ отвтомъ… Но разв онъ думалъ о «женитьб,» разв у него были какіе нибудь планы, какая нибудь опредленная мысль? «Ловкій подходъ» князя, какъ говорилъ себ въ эту минуту Ашанинъ, прошелъ мимо, даже незамченный нашимъ героемъ. Въ прослушанныхъ имъ рчахъ для Гундурова звучало лишь отраженіе мнній и доводовъ его тетки, съ которою, надо быть, объяснялъ онъ себ, князь говорилъ о немъ пока они съ Ашанинымъ курили въ саду… Ни какихъ личныхъ намреній онъ со стороны князя не предполагалъ, — да и что онъ могъ предполагать? Князь говорилъ дло, — кром разв о «славянскомъ вопрос,» который онъ «разумлъ по Меттерниховски,» на что у Гундурова и были готовы возраженія «на будущій разъ.» А затмъ то какъ предлагалъ князь «разставить шашки,» чтобы устроить на будущій годъ его поздку за границу даже очень понравилось Гундурову… Только «не теперь, не теперь, и поскоре кончить съ этимъ разговоромъ!» внутренно восклицалъ онъ…
— Князь, сказалъ онъ громко, — я поставленъ теперь въ такое положеніе, что мн, дйствительно, кажется, ничего боле не остается какъ послдовать вашему совту. Я переговорю съ тетушкою и она, вроятно, ничего не будетъ имть противъ такого моего путешествія… А на будущій годъ позвольте ужъ мн серьезно расчитывать на ваше содйствіе?…
Морщины разомъ сгладились съ чела князя Ларіона. Онъ всталъ, и протянулъ руку Гундурову.
— Я вамъ отъ души добра желаю, Сергй Михайловичъ, знайте это! искренно, почти горячо, проговорилъ онъ.
Молодой человкъ былъ тронутъ, и съ безмолвнымъ поклономъ пожалъ поданную ему руку…
Въ это время по всему дому раздался трескучій звонъ китайскаго гонга.
— Одваться! весело и насмшливо объяснилъ князь;- я долженъ предварить васъ, Сергй Михайловичъ, что княгиня Аглая Константиновна бывала въ англійскихъ замкахъ, и ихъ обычаи перенесла теперь въ Сицкое: къ обду у нея являются не иначе какъ во фрак и бломъ галстук. Звонъ этого гонга обозначаетъ: къ туалету; черезъ часъ позвонятъ на двор — къ обду. Соображайтесь?…
Пріятели наши поклонились и вышли.
Князь Ларіонъ прошелъ за ними нсколько шаговъ, медленно оборотился и, когда они изчезли въ сосдней комнат, вернулся къ своему рабочему столу, слъ противъ портрета племянницы и, подперевъ голову обими руками, погрузился въ глубокую, сладкую и мучительную, — старческую думу…
XVI
— Каково ядовитъ старикъ-то этотъ? заговорилъ Ашанинъ, какъ только сошли они съ лстницы на дворъ, по пути къ своимъ комнатамъ.
Гундуровъ съ изумленіемъ поднялъ голову…
— Да что ты, лицемръ, или простофиля? даже разсердился его пріятель. — Ты въ самомъ дл не разобралъ къ чему онъ велъ рчь?
— Къ чему? разсянно повторилъ нашъ герой:- онъ совтовалъ мн хать по всей Россіи…
— Боже мой, какъ безтолковъ этотъ ученый народъ! воскликнулъ Ашанинъ, — да вдь это-жъ онъ теб въ ротъ положилъ! Весь этотъ разговоръ о его участіи къ теб, о старыхъ связяхъ, о Славянофилахъ, о твоей карьер, и чего онъ онъ тутъ не наплелъ? — неужто-жь онъ даромъ сталъ бы кидать свои слова?… Вдь все-же это подведено было къ тому, чтобы какъ можно любезне предварить тебя заране, что княжну не выдадутъ за «23-хъ лтняго человка,» который «не создалъ себ еще никакого положенія» — и чтобъ ты, значитъ, отложивъ всякое о семъ попеченіе, отправился «немедля» путешествовать по Киргизскимъ степямъ!.. Или ты пропустилъ мимо ушей его слова?…
Гнвомъ, стыдомъ и страданіемъ, исказилось все лице Гундурова.
— Къ чему ты мн это говоришь? обернулся онъ на пріятеля съ поблднвшими губами.
— Какъ, къ чему, Сережа?…
— Да, къ чему? Вдь ты знаешь… что я никакихъ намреній…. княженъ сватать не… имю, едва находилъ онъ силу выговаривать.
— Я знаю, Сережа, но…
— Ты… ты привезъ меня сюда играть… играть, а не… Ты… или этотъ князь… вы… Что вы хотите отъ меня на конецъ! почти взвизгнулъ Гундуровъ.
— Да ничего же отъ тебя не хотятъ… Сумасшедшій!
— А не хотите, такъ оставьте вы меня вс въ поко!..
И, махнувъ отчаянно рукою, онъ побжалъ ко флигелю, на крыльц котораго давно его ждалъ едосей.
Чернокудрый пріятель его остановился посреди двора, не зная итти-ли за нимъ, или дать простыть его первому пылу.
— Однако, говорилъ онъ себ мысленно, — какъ онъ врзался, бдняга!.. И это съ двухъ… чего, — съ одного разу? Вотъ эти двственные, загорятся сразу, какъ копна горятъ!.. И отвести его теперь поздно… Станетъ онъ теперь мучиться, безумствовать, — и я вдь знаю его, онъ на все способенъ; я помню какъ въ пансіон онъ изъ втораго этажа выскочить хотлъ когда его вздумалъ высчь инспекторъ… Весь вопросъ теперь въ томъ что она, раздляетъ-ли?… Сегодня она меня что-то очень подробно распрашивала о немъ… Съ другой стороны эта нотація князя… Такъ или инако, Жаръ-птицу по моему добыть легче!.. Эхъ, Сережа мой бдный, надо-же… И это они называютъ жизнью? Нтъ! И въ подвижномъ воображеніи Ашанина закопошились тутъ-же обычныя представленія, — нтъ; вотъ эту быстроглазую Акулину, напримръ, «къ груди прижать во тьм ночной», дло будетъ другое!.. А все-же такъ этого оставить нельзя! Разъ Сережа избгаетъ даже говорить со мной, надо предварить его тетушку.