— Кажется, къ намъ идутъ. Господи, ужъ не случилось ли съ ней какого несчастія? Не пожаръ ли у нихъ? Неужели старикъ ушелъ таки посл меня изъ дому?

При этой мысли Китъ остолбенлъ и не могъ двинуться съ мста. Шаги все приближались, дверь отворилась и въ комнату вбжала Нелли. На ней лица не было. Она вся запыхалась и отъ волненія не держалась на ногахъ. Видно было, что она спшила кое-какъ одться: платье на ней было въ безпорядк.

— Миссъ Нелли, что случилось? вскричали въ одинъ голосъ и мать, и сынъ.

— Я пришла на одну минуту, ддушка очень боленъ. Съ нимъ былъ сильный обморокъ, съ трудомъ выговорила она.

— Я сейчасъ же побгу за докторомъ, и Китъ схватился за свою дырявую шляпу.

— Нтъ, нтъ, не надо, у насъ уже есть докторъ, вскричала Нелли. — Теб… теб… нельзя идти къ нему.

— Что такое? заревлъ Китъ.

— Нельзя. Не спрашивай меня, почему. Я и сама не знаю. Ради Бога, Китъ, не огорчайся, не сердись на меня. Право, я въ этомъ не виновата.

Китъ вытаращилъ на нее глаза, хотлъ что-то сказать, но не могъ выговорить ни слова.

— Онъ все жалуется на тебя, бредитъ тобой. Чмъ это ты его прогнвалъ?

— Я… прогнвалъ? снова заревлъ Китъ.

— Онъ говоритъ, что черезъ тебя на него обрушилось несчастіе, продолжала двочка со слезами на глазахъ. — Онъ все зоветъ тебя, хочетъ тебя видть, да докторъ не позволяетъ, говорить, что онъ умретъ, если увидитъ тебя. Для этого собственно я и спшила сюда, хотла предупредить, чтобы ты больше никогда, никогда къ намъ не приходилъ. Я думаю, что теб будетъ легче, если ты узнаешь это отъ меня, а не отъ кого нибудь другого. Боже мой, Боже мой, что ты надлалъ, Китъ! A я такъ была уврена въ теб, считала тебя своимъ единственнымъ другомъ.

Несчастный мальчикъ все больше и больше таращилъ глаза на свою молодую хозяйку и попрежнему молчалъ.

— Вотъ, я принесла ему жалованье за недлю и даже немного больше, обратилась двочка къ м-съ Неббользъ, кладя деньги на столъ, — онъ былъ всегда такой добрый ко мн, такой услужливый. Дай Богъ, чтобъ онъ раскаялся въ своемъ поступк, чтобы онъ хорошо велъ себя на новомъ мст и чтобъ не очень горевалъ. Мн такъ больно, что намъ приходится съ нимъ разставаться при такихъ грустныхъ обстоятельствахъ, но что-же длать! Этому помочь нельзя. Прощайте!

Бдняжка не выдержала. Ей пришлось такъ много выстрадать въ этотъ послдній часъ: неожиданная болзнь дда, тяжелое порученіе, которое она взялась исполнить, вся эта сцена такъ подйствовала на нее, что она залилась слезами и опрометью выбжала изъ комнаты.

Мать Кита была поражена. Она знала своего сына за честнаго, хорошаго мальчика, неспособнаго ни на что дурное, но посл такого неожиданнаго обвиненія, которое тотъ не нашелъ нужнымъ опровергнуть ни однимъ словомъ, въ воображеніи ея, помимо ея воли, стали рисоваться самыя ужасныя картины: ей казалось, что онъ участвуетъ въ какой нибудь шайк воровъ или грабителей, кутитъ по ночамъ и обманываетъ ее, придумывая невроятныя объясненія для своихъ отлучекъ. Она громко рыдала, раскачиваясь всмъ тломъ на стул и ломая руки въ отчаяніи. Ее обуялъ такой ужасъ, что она не ршалась допрашивать сына, а онъ и не думалъ ее успокоивать. Ребенокъ, спавшій въ колыбели, проснулся и заоралъ, старшій мальчикъ опрокинулъ на себя корзину и тоже заплакалъ; матъ рыдала все громче и громче, а Китъ совершенно безучастно относился къ этому крику и плачу. Неподвижно, словно громомъ пораженный, стоялъ онъ на томъ же мст и ни единый звукъ не вырвался изъ его груди.

На слдующій день у старика открылась горячка и въ продолженіе нсколькихъ недль онъ былъ между жизнью и смертью. Въ дом его уже и помину не было о той тишин и безлюдіи, къ которымъ такъ привыкла Нелли. Теперь, съ утра до вечера тамъ толпились чужіе люди. Нельзя сказать, чтобы за старикомъ былъ плохой уходъ, но все это были наемныя, продажныя сидлки, привыкшія близко видть болзнь и смерть и ничуть не стснявшіеся стъ, болтать и даже кутить по сосдству съ комнатой больного.

Среди этой толпы, Нелли чувствовала себя боле чмъ когда либо одинокой. Она одна непритворно горевала о дорогомъ ддушк, одна истинно заботилась о немъ, день и ночь не отходила отъ его постели, предугадывая его малйшія желанія — она одна слышала, какъ онъ бредилъ, безпрестанно произнося ея имя: забота и безпокойство о внучк пересиливали даже болзнь.

Они все еще оставались въ старомъ дом, хотя онъ уже не принадлежалъ старику. Черезъ нсколько дней посл того, какъ онъ заболлъ, Квильпъ завладлъ всмъ его имуществомъ въ силу какихъ-то закладныхъ и росписокъ, подлинность которыхъ никто не сталъ оспаривать. Для того же, чтобы другіе кредиторы не вздумали предъявлять свои права на имущество больного, Квильпъ вмст съ своимъ повреннымъ по дламъ поселился въ нижнемъ этаж.

Водворившись въ дом, онъ, прежде всего, веллъ запереть лавку и сталъ устраиваться по-своему — выбралъ два кресла: самое красивое и удобное, для своей собственной особы, и самое безобразное, самое неудобное, какое только могъ найти въ лавк, для своего помощника; онъ поставилъ ихъ въ смежной комнат съ лавкой, гд и основалъ свою главную квартиру. Не смотря на то, что эта комната была очень удалена отъ помщенія больного, Квильпъ все-таки боялся заразиться и изъ предосторожности не только самъ весь день курилъ трубку, но и своего повреннаго заставлялъ курить безостановочно. Мало того, онъ послалъ на «пристань» за мальчикомъ-сторожемъ и, вооруживъ его длиннйшимъ чубукомъ, посадилъ у самой двери и приказалъ курить и курить, ни подъ какимъ видомъ, ни на одну минуту не вынимая трубки изо рта. Тогда только онъ успокоился, совершенно довольный тмъ, что онъ съ такимъ «комфортомъ» устроился въ дом.