Диккенс Чарльз
Шрифт:
— Милостивый государь, вы совершили великій грхъ, вы насмялись надъ сиротой, торжественно произнесъ Дикъ.
— Я, я насмялся надъ сиротой! полноте. Я готовъ замнитъ вамъ отца.
— Ну, этому не бывать! Обойдусь и безъ васъ; поэтому прошу васъ, сударь, сію же минуту отойдите отъ меня, оставьте меня въ поко! слышите?
— Какой вы чудакъ! воскликнулъ Квильпъ.
— Уйдите прочь отсюда, говорилъ Дикъ; одной рукой онъ держался за столбъ, а другой длалъ знакъ карлику, чтобы онъ убирался.
Прочь отъ меня, обманщикъ, уходи! Хотя тебя и ждетъ веселье впереди, Но знай, извдаешь и ты, уродъ, Судьбу покинутыхъ сиротъ.— Что-жъ, вы уйдете, сударь, или нтъ?
Но карликъ не обращалъ вниманія на его грозныя слова, и Дикъ сталъ надвигаться на него, чтобы сдлать ему надлежащее внушеніе. Или онъ забылъ о своемъ первоначальномъ намреніи; или же усплъ перемнить его по дорог, только, подойдя вплотную къ Квильпу, онъ вдругъ схватилъ его за руку, началъ уврять его въ своей неизмнной дружб и съ своей обычной, милой откровенностью объявилъ ему, что, кром наружности, разумется, они, точно братья, ршительно во всемъ похожи другъ на друга. Тутъ онъ опять разсказалъ карлику о своемъ гор, но на этотъ разъ съ большимъ чувствомъ говорилъ о миссъ Уэкльзъ и старался убдить собесдника въ томъ, что если въ словахъ его и замчается нкоторая непослдовательность и отсутствіе связи, то это слдуетъ приписать отнюдь не дйствію розоваго вина, или какого нибудь другого крпкаго напитка, а его глубокой привязанности къ этой двиц, такъ вроломно его обманувшей. Затмъ они взяли другъ друга подъ-руку и, дружески разговаривая, вмст продолжали путь.
— Не забывайте, Дикъ, что я хитеръ, какъ блка, а уменъ, какъ кротъ, говорилъ Квильпъ, прощаясь съ новопріобртеннымъ другомъ. — Старайтесь убдить Трента, что я чувствую къ нему самое искреннее расположеніе; онъ что-то недоврчиво относится ко мн, хотя я вовсе этого не заслужилъ, — приведите его ко мн, и ваша карьера, можно сказать, обезпечена въ будущемъ.
— Вотъ въ томъ-то и бда, что только въ будущемъ. «Будущее» звучитъ всегда чмъ-то такимъ отдаленнымъ, замтилъ Дикъ.
— Да, но за то издали предметы кажутся гораздо меньше, чмъ они въ дйствительности, сказалъ Квильпъ, пожимая его руку:- вы только тогда сможете вполн оцнить призъ, когда онъ будетъ уже у васъ въ рукахъ.
— Вы такъ думаете?
— Да, я такъ думаю, а главное, я знаю, что я говорю. Приходите же ко мн вмст съ Трентомъ. Скажите ему, что я его искренній другъ, точно такъ же, какъ и вашъ. Да почему бы мн и не быть вашимъ другомъ въ самомъ дл?
— Я тоже не вижу причины. По крайней мр всякій геніальный человкъ долженъ былъ бы искать моей дружбы. Къ сожалнію, какъ вы сами знаете, вы не принадлежите къ разряду этихъ людей.
— Ужъ я ли не геній? воскликнулъ Квильпъ.
— Ну, къ лицу ли вамъ геніальность, сами посудите. Если васъ, чортъ возьми, и можно назвать геніемъ, такъ разв только злымъ. Врьте мн сударь, геніальные люди совсмъ иначе выглядываютъ, прибавилъ Дикъ, ударяя себя въ грудь.
Квильпъ взглянулъ на своего откровеннаго друга — лицо его выражало и ненависть, и лукавство — и тотчасъ же схватилъ его за руку и сталъ трясти, увряя Дика, что онъ необыкновенный человкъ и что онъ, Квильпъ, глубоко его уважаетъ. Затмъ они разстались. Дикъ шатаясь, поплелся домой, чтобы проспаться, а Квильпъ пошелъ своей дорогой, въ восторг отъ открытія, которое сулило ему столько наслажденій въ недалекомъ будущемъ.
На другой день Дикъ проснулся съ тяжелой головой и, скрпя сердце, отправился къ своему пріятелю Тренту, жившему подъ самой крышей какой-то плохенькой гостиницы, повдать ему обо всемъ случившемся наканун, зная напередъ, что ему достанется за его неумстную откровенность. Трентъ задалъ ему порядочную головомойку и крпко призадумался: изъ какихъ побужденій Квильпъ прикидывается ихъ другомъ и доброжелателемъ?
— Я не оправдываюсь, я поступилъ опрометчиво, каялся Дикъ, — но, право же, я не такъ виноватъ, какъ это кажется. Я еще не усплъ обдумать хорошенько, слдуетъ ли мн былъ съ нимъ откровеннымъ, или нтъ, какъ этотъ чортъ уже вырвалъ у меня тайну. Могу тебя уврить, Фредъ, если бы ты былъ на моемъ мст и видлъ, какъ онъ пьетъ эту проклятую водку и какъ онъ куритъ табакъ, и ты не устоялъ бы противъ него. Это не человкъ, а настоящая саламандра.
Фредъ не сталъ допытываться у своего пріятеля, почему это несгораемыя саламандры должны внушать къ себ безграничное довріе: онъ былъ весь поглощенъ одной мыслью: для чего Квильпу понадобилась ихъ тайна? И ни минуты не сомнвался въ томъ, что карликъ нарочно заманилъ Дика въ кабачокъ, чтобы заставить его проболтаться.
Положимъ, что Квильпъ раза два встрчался съ Дикомъ, когда тотъ рыскалъ по городу, всюду справляясь о старик, и Дикъ могъ однимъ неосторожнымъ словомъ возбудить подозрніе въ такомъ недоврчивомъ и злобномъ человк, какъ Квильпъ, могъ разжечь его любопытство. Но какъ объяснить готовность карлика содйствовать ихъ планамъ? Фредъ долго ломалъ надъ этимъ голову и наконецъ пришелъ къ заключенію, — обычный пріемъ всхъ плутовъ приписывать другимъ свои собственныя побужденія, благодаря чему они нердко сами попадаютъ въ просакъ, — что у Квильпа есть на то свои причины: наврно, молъ, онъ поссорился со старикомъ изъ-за какихъ нибудь счетовъ, вслдствіе чего тотъ и долженъ былъ бжать, и теперь обрадовался случаю отомстить ему жесточайшимъ образомъ, устроивъ бракъ между горячо любимой имъ внучкой и ненавистнымъ ему пріятелемъ Фреда. Самъ-то Фредъ желалъ этого брака главнымъ образомъ потому, что надялся завладть всмъ богатствомъ сестры — о ея счасть онъ меньше всего заботился, такъ что месть у него была на второмъ план, у Квильпа же, ему казалось, это была главная задача, главная цль. Теперь онъ уже не сомнвался въ искреннемъ желаніи Квильпа помочь ему и, зная его вліяніе и силу, ршилъ воспользоваться его приглашеніемъ и въ тотъ же вечеръ отправиться къ нему. Посмотрю, молъ, что онъ будетъ говорить, какъ будетъ себя вести, пускай помогаетъ, если хочетъ, только барышемъ я съ нимъ длиться не намренъ.
Все это онъ взвсилъ и ршилъ въ ум, но Дику сообщилъ лишь то, что, по его мннію, ему было необходимо знать. Дикъ удовольствовался бы и меньшимъ. Фредъ далъ ему весь день на отдыхъ посл вчерашняго «саламандричанья», а вечеромъ отправился съ нимъ къ Квильпу.
М-ръ Квильпъ чрезвычайно обрадовался или, по крайней мр, казался чрезвычайно обрадованнымъ, увидвъ у себя дорогихъ гостей. Въ ихъ присутствіи онъ необыкновенно вжливо обращался съ тещей и женой, хотя и зорко слдилъ за послдней, стараясь уловить выраженіе ея лица при встрч съ старымъ знакомымъ. М-съ Квильпъ не выказала ни малйшаго волненія, но такъ какъ мужъ не спускалъ съ нея глазъ, она конфузилась и не знала, какъ себя вести, чтобы не навлечь на себя его гнва, а онъ перетолковалъ ея смущеніе по-своему и сталъ ревновать ее къ гостю, восторгаясь въ то же время своей проницательностью.