Онъ такъ увлекся своей мечтой о предстоящемъ наслажденіи, что не замтилъ, какъ очутился у старой, разломанной кануры. Вдругъ оттуда выскочила огромная злющая собака; къ счастью его, цпь оказалась коротка, а то ему не поздоровилось бы отъ этой встрчи. Какъ ни кидалась собака, она не могла до него достать, и карликъ, лежа на спин, въ двухъ шагахъ отъ нея, дразнилъ ее, что было мочи.

— На, вотъ теб! бери, куси! что, много взяла? небось не достанешь, руки коротки; боишься, то-то! Эхъ, ты, трусъ, кричалъ онъ, щелкая пальцами передъ самымъ ея носомъ.

Онъ и свистлъ, и подускивалъ ее, и до того злилъ ее, что разсвирпвшее животное чутъ не съ пной у рта металось во вс стороны. Мало того: онъ поднялся на ноги и, подбоченясь, сталъ прыгать вокругъ кануры, какъ настоящій дьяволъ: собака даже охрипла отъ бшенаго лая. Натшившись вдоволь надъ безсильнымъ врагомъ — нервы его къ этому времени поуспокоились и пришли въ нормальное состояніе — онъ возвратился въ бесдку къ своему товарищу. A тотъ и не подозрвалъ, какимъ славнымъ дломъ занимался его собутыльникъ, — онъ напряженно смотрлъ на рку и все думалъ о тхъ кучахъ золота, которыя карликъ такъ охотно ему сулилъ.

Въ продолженіе двухъ льготныхъ дней, предоставленныхъ Киту на обмундированіе, въ квартир вдовы Небльзъ дымъ стоялъ коромысломъ, точно она снаряжала сына для экспедиціи во внутреннюю Африку или для путешествія вокругъ свта. Маленькій сундучокъ, въ которомъ, наконецъ, торжественно были уложены три рубашки и столько же носковъ и носовыхъ платковъ, поминутно то отворялся, то запирался, и этотъ незатйливый гардеробъ Кита казался въ глазахъ удивленнаго Яши чудомъ роскоши. Наконецъ сундучокъ былъ запертъ въ послдній разъ; Китъ снесъ его извозчику, чтобы тотъ доставилъ его въ Финчли, и сказалъ, что явится за нимъ въ слдующій день. Теперь оставалось еще два вопроса для разршенія: во-первыхъ, дойдетъ ли сундучокъ въ цлости и сохранности, — мало ли что можетъ случиться: или извозчикъ обронитъ его по дорог, или чего добраго, припрячетъ сундучокъ, а скажетъ, что потерялъ; во-вторыхъ, какъ справиться ей, вдов, съ своими длами въ отсутствіи сына?

— Не думаю, чтобы его украли по дороги; боюсь, какъ бы самъ извозчикъ не соблазнился имъ, говорила вдова, встревоженная этой мыслью.

— И это можетъ быть, подхватилъ Китъ, насупивъ брови. — И съ чего это пришло намъ въ голову довритъ вещи незнакомому человку? мн надо было самому свезти ихъ.

— Теперь ужъ поздно, не вернешь; что глупо, то глупо; не слдуетъ вводить людей въ соблазнъ.

«— Хорошо-жъ, думаетъ про себя Китъ;- впередъ ничего не буду поручать извозчикамъ, разв пустой сундукъ».

Онъ успокоился на этомъ человколюбивомъ ршеніи и обратилъ мысли къ другому, не мене важному во просу.

— Не тужи, мама, я буду часто писать, а когда меня за чмъ нибудь пошлютъ въ городъ, непремнно постараюсь забжать къ теб хоть на минуту. Мсяца черезъ три отпрошусь на цлый день домой. Тогда мы по ведемъ Яшу въ театръ и въ погребокъ, научимъ его сть устрицы.

— Можетъ быть и не гршно ходить въ театръ, да какъ-то боязно, замтила мать.

— Я знаю, кто вамъ вбиваетъ въ голову вс эти пустяки! воскликнулъ Китъ, опечаленный ея словами:- Значитъ, вы опять ходили въ молельню «Little Bethel». — Слушайте, мама, что я вамъ скажу. Я васъ умоляю, не ходите туда. Это такъ меня огорчаетъ, что, ей-Богу, если только я увижу, что моя веселая, добрая мама становится хмурой, недовольной, если вы и дтишкамъ будете внушать, что смяться — грхъ и что они — дьявольское исчадіе — вдь это все равно, что ругать моего покойнаго отца — я пойду въ солдаты и подставлю лобъ подъ первое пушечное ядро.

— Господь съ тобою, Китъ, для чего ты говоришь такія страсти.

— Право, мама, я не шучу. Если ты не хочешь, чтобы я былъ самый несчастный человкъ въ свт, не снимай банта съ своей шляпки, какъ ты собиралась сдлать на прошлой недл. Неужели же ты, въ самомъ дл, думаешь, что намъ гршно быть веселыми, — насколько это возможно при нашей бдности. Съ какой радости я буду лицемрить, напускать на себя важность, ходить медленно, степенно, говорить шопотомъ, въ носъ, раболпствовать передъ всми? Разв этого требуетъ моя природа? A вотъ послушай, какъ я смюсь! ха, ха, ха! Вотъ это мн здорово, какъ здорово много ходить. Человкъ долженъ смяться, все равно какъ баранъ долженъ блеять, свинья хрюкать, лошадь ржать, птичка пть! Ха, ха, ха! Что, правду я говорю, мама?

Смхъ его былъ до того заразительный, что и мать не выдержала: вытянутое лицо ея освтилось улыбкой и она отъ души разсмялась.

— Вотъ видите, я вамъ говорилъ, что гораздо естественне смяться, чмъ хмуриться, урезонивалъ ее Китъ, продолжая хохотать.

Хохотомъ своимъ они разбудили спавшаго малютку. Когда мать взяла его на руки; онъ — вроятно, почуявъ въ воздух нчто веселое и пріятное — сталъ подпрыгивать и тоже громко разсмялся. Китъ былъ въ восторг, что его доводы такъ блистательно подтверждались. Онъ уже не могъ совладать съ собой и покатился со-смха, держась за бока. Наконецъ, онъ успокоился, отеръ глаза, прочелъ молитву и они весело поужинали, чмъ Богъ послалъ.

На другой день, рано утромъ, Китъ простился съ семьей и пошелъ пшкомъ въ Финчли. Долго они обнимались, цловались; много слезъ было пролито при прощаніи. Иной богатый юноша, неспособный выжать и слезинки изъ глазъ при разлук съ родными, пожалуй, не повритъ такой чувствительности. Впрочемъ, стоитъ ли объ этомъ говорить!

Если читателю интересно знать, въ какомъ костюм Китъ отправился на новое мсто, я могу въ нсколькихъ словахъ удовлетворитъ его любопытство. На немъ былъ сюртукъ цвта толченаго перца съ солью, палевый жилетъ и темно-срыя панталоны; новые сапоги блестли какъ зеркало; на голов красовалась такая же новая и не мене блестящая шляпа, до такой степени твердая, что она могла бы служить вмсто барабана. Китъ такъ гордился своимъ костюмомъ, что если бы онъ принадлежалъ къ конгрегаціи «Little Bethel», этого одного достаточно было бы, чтобы его навсегда отлучили отъ церкви. Его удивляло и даже оскорбляло, что прохожіе не обращали на него должнаго вниманія: онъ объяснялъ это равнодушіе тмъ, что люди, принужденные рано подниматься съ постели, долго еще не могутъ отряхнуться отъ сонливости.