Диккенс Чарльз
Шрифт:
И все-таки ей стоило большого труда хоть сколько нибудь успокоить бднаго ддушку. Подъ каждымъ кустомъ, въ каждой канав ему мерещилась засада. Въ его разстроенномъ воображеніи носились страшные призраки: все ему чудилось, что толпа, преслдуя ихъ по пятамъ, бросилась въ разсыпную, добравшись до лсу, и спряталась за деревьями, чтобы легче было его поймать. Его запрячутъ въ тюрьму, закуютъ въ кандалы, будутъ истязать жесточайшимъ образомъ, а главное разлучатъ съ Нелли, и онъ будетъ видться съ ней только черезъ желзную ршетку. Бдная двочка не выдержала; нервы ея были слишкомъ натянуты за послдніе дни, слишкомъ потрясены всми безобразными сценами, которыя ей пришлось видть въ первый разъ въ жизни: она заразилась отъ ддушки страхомъ и тоже вообразила, что за ними гонятся и будутъ преслдовать ихъ, куда бы они ни бжали, и одно имъ спасеніе — спрятаться гд нибудь и не показываться на свтъ Божій. Она пріуныла, опустила голову на грудь, и глаза ея наполнились слезами. Но это продолжалось недолго. Нердко природа надляетъ физически слабыхъ людей и чаще всего женщинъ сильнымъ характеромъ: въ маленькомъ, тщедушномъ тльц бдной двочки билось благородное, великодушное сердце, способное на великіе подвиги любви и самоотверженія. Стоило Нелли взглянуть на ддушку, и она тотчасъ же отерла слезы и пріободрилась: мысль о томъ, что станетъ съ нимъ, если она заболетъ, какой онъ будетъ несчастный и безпомощный безъ нея, придала ей силу и бодрость духа.
— Здсь вамъ нечего бояться, милый ддушка, здсь никто насъ не тронетъ, успокаивала она старика.
— Нечего бояться! Какъ это ты можешь такъ говорить, Нелли? Нечего бояться! A если они запрутъ меня, если они разлучатъ насъ, что я тогда буду длать. Не на кого мн положиться. Нтъ, нтъ, даже Нелли доврять нельзя.
— Не говорите этого, ддушка. Ужъ я ли не люблю васъ всмъ сердцемъ, я ли не предана вамъ? Да вы и сами это знаете!
— Такъ какъ же ты увряешь, что намъ нечего бояться, когда меня ищутъ по всмъ закоулкамъ и могутъ каждую минуту нагрянуть сюда или подкрадутся такъ, что и не замтишь, говорилъ старикъ, боязливо оглядываясь кругомъ.
— Я очень хорошо видла, что никто не замтилъ, когда мы ушли, никто и не думалъ гнаться за нами. Успокойтесь, милый ддушка, посмотрите, какъ здсь тихо и хорошо. Мы совершенно одни; никто намъ не мшаетъ идти, куда хотимъ. Да неужели же я могла бы быть покойна, если бы вамъ угрожала опасность? Разв вы меня не знаете, милый ддушка?
— Знаю, знаю, мое дитятко, отвчалъ старикъ, сжимая ея руку и все еще со страхомъ поглядывая по сторонамъ, — что это сейчасъ зашумло?
— Не бойтесь, ддушка, это птичка прилетла въ лсъ и, садясь на вточку, зашелестла листьями. Помните, ддушка, какъ мы съ вами мечтали о поляхъ и дубравахъ. Вотъ мы теперь въ лску, и какъ здсь хорошо: солнышко ярко горитъ, все блеститъ и сверкаетъ въ его лучезарномъ свт, а мы, вмсто того, чтобы радоваться, глядя на всю эту прелесть, сидимъ пригорюнившись и теряемъ время. Посмотрите, какая тутъ хорошенькая тропинка, а вотъ и птичка, та самая птичка: она перелетла на другую втку и какъ мило поетъ! Она какъ будто указываетъ намъ дорогу. Вставайте, ддушка, пойдемте по этой тропинк.
И она побжала впередъ, еле прикасаясь къ земл своими крошечными ножками. Если подуть на зеркало, на немъ не останется почти никакого слда: оно чуть-чуть подернется легонькимъ паромъ, который сейчасъ же и исчезнетъ. Такой же незамтный слдъ оставляли ея маленькія ножки на трав: травка тотчасъ же и выпрямлялась, какъ будто по ней никто не ходилъ. Двочка поминутно оборачивалась назадъ, подзывая къ себ ддушку: то она потихоньку укажетъ ему на одинокую птичку, чирикающую надъ ихъ головой, то остановится и съ восторгомъ прислушивается къ пнію пернатыхъ обитателей лса, или любуется солнечнымъ лучомъ: какъ онъ, пробравшись сквозь зеленую листву и обогнувъ толстые древесные стволы, вдругъ разольется яркимъ потокомъ свта. Лсъ былъ густой: имъ приходилось, пробираясь по дорожк, раздвигать втви, и чмъ дальше они шли въ глубь, тмъ спокойне и веселе становился старикъ. Въ непосредственномъ общеніи съ природой и ддушка, и внучка, мало-по-малу, обрли душевный миръ. Вначал Нелли заставляла себя казаться веселой, стараясь пріободрить ддушку, а подъ конецъ и въ самомъ дл развеселилась, и на душ у нея стало легко и ясно.
Они миновали самую чащу; тропинка стала расширяться и вывела ихъ на большую дорогу, но они вскор же свернули въ сторону, желая до ночи добраться до деревушки, которая, по указанію дорожнаго столба, покосившагося на бокъ, отстояла въ трехъ миляхъ оттуда. Дорога, по которой они шли, была обсажена большими деревьями, такъ густо разросшимися, что втви ихъ, переплетаясь между собою, образовали тнистую алейку.
Эти три мили показались имъ до того длинными, что имъ не разъ приходило въ голову, ужъ не сбились ли они съ дороги, но, наконецъ, они дошли до крутого спуска, у подножія котораго, какъ бы въ котловин, ютилась кучка хижинокъ, выглядывавшихъ изъ-за густыхъ деревьевъ.
Деревушка была крошечная. Вс обитатели ея высыпали на лугъ и играли въ крокетъ, иные смотрли на игру. Наши странники ходили взадъ и впередъ, не зная куда примкнуть, гд некать пріюта на ночь. У крыльца одного домика, выходящаго въ садикъ, сидитъ блдный пожилой человкъ и куритъ трубку. Вокругъ него его любимые цвтники и пчелиныя колоды, Онъ выглядываетъ простымъ, добрымъ, непритязательнымъ человкомъ, не привыкшимъ къ роскоши. Можно было бы обратиться къ нему, но, къ несчастью, надъ его окнами красуется вывска съ надписью «Школа», стало быть это учитель, и они стсняются подойти къ нему.
— Заговори съ нимъ, милая, шепчетъ ддушка.
— Боюсь, какъ бы мы его не обезпокоили. Лучше подождемъ немножко; можетъ быть, онъ посмотритъ въ нашу сторону.
Долго, однако, имъ приходится ждать: учитель и не подозрваетъ о ихъ присутствіи: безмолвно, неподвижно сидитъ онъ на своемъ крыльц и думаетъ свою грустную думу. Какимъ худымъ, болзненнымъ онъ кажется въ своемъ поношенномъ черномъ сюртук! и какъ вокругъ него пустынно и безслдно! Можетъ быть, это только такъ кажется, потому что вс теперь на лугу, весело болтаютъ другъ съ другомъ, только онъ одинъ не принимаетъ участія въ общемъ весельи.
Они такъ устали и измучились отъ ходьбы, что Нелли отважилась бы обратиться даже къ школьному учителю, еслибъ онъ не казался такимъ убитымъ: очевидно, онъ былъ подавленъ какимъ-то тайнымъ горемъ, словно его неотвязчиво преслдовала гнетущая мысль. Иной разъ онъ встанетъ съ своего мста, положить трубку на столъ, пройдется по садику, подойдетъ къ калитк, взглянетъ на лугъ, и вздохнетъ, и опять вернется къ своей трубк.
A между тмъ, сумерки все больше и больше сгущались. Надо было на что нибудь ршиться. Собравшись съ духомъ, Нелли отворила калитку и подошла къ учителю, держа дда за руку. Шумъ отъ упавшей щеколды вывелъ учителя изъ оцпеннія. Онъ поднялъ голову, ласково взглянулъ на незнакомцевъ, хотя въ то же время слегка покачалъ головой, — дескать не во-время пришли, помшали.