— Да я не знаю, сударыня.

— Не знаешь! ну вотъ еще, я собственными глазами видла тебя на скачкахъ.

Нелли струсила: что, если эта дама хорошо знакома съ фирмой «Шотъ и Кадлинъ»,

— Я еще пожалла, что такая молоденькая двочка не гнушается обществомъ такой дряни, какъ Полишинель, на котораго и смотрть-то зазорно, продолжала дородная дама.

— Мы совершенно случайно попали въ ихъ компанію, оправдывалась Нелли. — Мы сбились съ пути, а они были такъ добры къ намъ, предложили идти вмст съ ними. Позвольте спроситъ васъ, сударыня, вы знакомы съ ними?

— Знакома съ ними! съ негодованіемъ повторила дама. — Да ты не знаешь, что говоришь, дитя мое. Впрочемъ, теб это прощается по молодости лтъ, по неопытности. Разв, глядя на меня, на мой караванъ, можно предположить, что мы ведемъ знакомство съ такими людьми?

— Нтъ, нтъ, сударыня. Простите, если я васъ чмъ нибудь обидла.

Нелли казалось, что она совершила нивсть какое преступленіе.

Извиненіе было благосклонно принято, но дородная дама долго еще не могла успокоиться: такъ обидно ей показалось это предположеніе. Нелли объяснила ей, что они были на скачкахъ только въ первый день, а теперь спшатъ въ городъ, чтобы тамъ переночевать. Замтивъ, что лицо дородной дамы начало проясняться, она отважилась спросить ее, сколько верстъ осталось до ближайшаго города. Прежде чмъ отвтить на ея вопросъ, дородная дама сочла нужнымъ сообщить имъ, что она здила на скачки, но не съ караваномъ, а въ кабріолет, слдовательно, вовсе не по дламъ и не ради наживы, а такъ, — для собственнаго удовольствія. До города же, по ея словамъ, осталось миль восемь.

Это извстіе опечалило двочку; она чуть не заплакала, глядя на дорогу, надъ которой начинали уже сгущаться ночныя тни. Старикъ тоже тяжело вздохнулъ, опираясь на свой посохъ: имъ предстояло пропутешествовать всю ночь, а уже и теперь становилось темно. Хозяйка фуры начала было убирать чайную посуду, но, замтивъ, что личико двочки отуманилось грустью, пріостановилась. Нелли простилась съ ней, подала руку ддушк и они пошли. Когда они уже были шаговъ въ пятидесяти, та крикнула имъ, чтобы они вернулись.

— Подойди поближе, влзай сюда, говорила она, указывая Нелли на ступеньки фуры. — Скажи мн откровенно, дитя мое, ты очень проголодалась?

— Нтъ, не очень, но мы устали, а до города еще такъ далеко!

— Ну все равно, голодны вы или нтъ, а все должны напиться у меня чаю. Надюсь, что вы ничего противъ этого не имете? обратилась она къ старику.

— Конечно, они прибавятъ всу, отвчалъ Джорджъ недовольнымъ тономъ.

— Я тебя спрашиваю, много ли они прибавятъ всу, повторила хозяйка. — Ты видишь, они не изъ полновсныхъ!

— Вдвоемъ они всятъ, медленно протянулъ Джорджъ, съ головы до ногъ оглядывая старика и Нелли, — какъ настоящій знатокъ, который и на полъ унца не дастъ промаху, они всятъ почти то же, что всилъ Оливеръ Кромвель.

Нелли очень удивилась, услышавъ такое точное опредленіе вса человка, давнымъ-давно жившаго на свт — она знала это изъ книгъ — но такъ какъ въ эту минуту хозяйка объявила, что беретъ ихъ съ собой въ фур, двочк, на радостяхъ, некогда было углубляться въ этотъ вопросъ. Она отъ всего сердца поблагодарила дородную даму за ея доброту и, желая чмъ нибудь услужить, помогла ей убрать посуду. Когда лошади были уже запряжены, вс трое поднялись по лстниц въ фуру. Старикъ былъ въ восторг. Хозяйка заперла дверь, Джорджъ свернулъ ступеньки и спряталъ ихъ подъ экипажемъ, и караванъ тронулся съ мста. Съ шумомъ и трескомъ грузно подвигался онъ по дорог, дребезжа и громыхая всмъ своимъ корпусомъ. Даже молоточекъ у двери, за блестящую ручку котораго никому еще не приходилось дергать, поминутно стучалъ отъ сотрясенія.

Когда они немного отъхали, Нелли принялась съ любопытствомъ разсматривать экипажъ, въ которомъ они теперь съ такими удобствами совершали свое путешествіе. Фура раздлялась на дв половины: въ той, гд предсдательствовала хозяйка, полъ былъ обитъ ковромъ, а у задней стны, за перегородкой, была придлана койка, — точь-въ-точь какъ въ пароходныхъ каютахъ — съ такими же хорошенькими бленькими занавсками, какія висли у окошекъ. Эта койка представляла довольно удобное ложе для отдохновенія; но какимъ образомъ влзала въ нее дородная хозяйка, къ какимъ гимнастическимъ фокусамъ она должна была для этого прибгать, Одному Богу извстно; для посторонняго же наблюдателя это оставалось неразршимой загадкой. Другая половина фуры служила кухней: въ ней помщалась печь съ маленькой трубой, выходившей въ потолокъ, и шкафчикъ для провизіи; на полу стояло нсколько деревянныхъ ящиковъ; въ углу пріютился большой каменный кувшинъ съ водой, а на стнахъ висла мдная и глиняная посуда. Въ парадной же половин стны были увшаны музыкальными инструментами: треугольниками, бубнами и т. д.

Хозяйка гордо возсдала у открытаго окна въ музыкальной и, такъ сказать, поэтической обстановк, а Нелли съ ддушкой помстилась въ кухн, въ обществ кастрюль и сковородокъ. Вначал они только изрдка, и то шопотомъ, перебрасывались словами, но, освоившись, стали свободне передавать другъ другу впечатлнія о всемъ, что имъ было видно изъ окошечка. Убаюканный этой бесдой, старикъ вскор заснулъ. Хозяйка, замтивъ это, подозвала къ себ Нелли, усадила ее около себя и спросила, нравится ли ей путешествіе въ караван. Нелли отвчала, что ей очень нравится.

— Да, говорить дородная дама, — молодымъ людямъ, не страдающимъ никакими недугами, все хорошо, имъ везд весело, — не то что ей, бдной: она, молъ такъ больна, такъ страдаетъ меланхоліей, что должна постоянно поддерживать свои падающія силы разными возбуждающими средствами; только объ одномъ она умолчала, откуда она черпала эти средства: изъ той ли подозрительной бутылки, или изъ какихъ нибудь другихъ источниковъ.

— У васъ и аппетитъ всегда отличный, и вы не знаете, что такое душевное уныніе, говорила она. Нелли подумала про себя, что она-то, Нелли, легко могла бы иной разъ обойтись безъ аппетита и что, глядя на эту госпожу, когда она пьетъ чай и стъ всякую всячину, трудно предположить, чтобы она могла страдать его отсутствіемъ, но она, конечно, не высказала своей мысли вслухъ и почтительно ждала, не заговоритъ ли та опять. Хозяйка долго сидла, не проронивъ ни слова, и все глядла въ упоръ на двочку, потомъ вдругъ вскочила съ мста, принесла стоявшій въ углу огромный свертокъ холста, приблизительно въ 1 аршинъ шириной, положила его на полъ и стала развертывать его ногой. Свертокъ оказался очень длинный: онъ занялъ всю фуру, отъ одного конца до другого.