A тотъ все сидлъ около него и держалъ его похолодвшую ручку, стараясь ее согрть. Онъ чувствовалъ, онъ зналъ, что она ужъ не живая, но никакъ не ршался выпустить ее изъ своей.

Нелли была глубоко огорчена смертью милаго мальчика; отчаяніе его бдной бабушки, оставшейся одинокой на старости лтъ, болью отозвалось въ ея сердц. Вся въ слезахъ вернулась она домой, но скрыла отъ ддушки настоящую причину своихъ слезъ: она боялась, что эта печальная исторія наведетъ его на мрачныя мысли о своемъ собственномъ одиночеств и безпомощности.

Сославшись на усталость, она поспшила уйти въ свою комнату и тамъ вволю наплакалась. Но странное дло! Эта грустная сцена, которой она была невольной свидтельницей, повліяла на нее и въ обратномъ смысл; она стала отрадно смотрть на свое собственное положеніе; благодарила Бога за то, что Онъ не отнимаетъ у нея здоровья, не лишаетъ ее возможности быть полезной горячо любимому ддушк и наслаждаться жизнью въ этомъ прекрасномъ мір, тогда какъ много такихъ же юныхъ созданій, какъ она, уже похищены преждевременной смертью: проходя по кладбищу, она замтила множество маленькихъ холмиковъ, зеленвшихъ надъ дтскими могилками. Конечно, понятія ея были еще совсмъ дтскія; ей не приходило въ голову, что если человкъ умираетъ въ дтств, онъ попадаетъ прямо въ Царствіе Небесное и, кром того, избавляется отъ многихъ мукъ и страданій, изъ которыхъ наиболе тяжелое — переживать близкихъ, дорогихъ сердцу (человку не одинъ разъ приходится умирать въ продолженіе своей долголтней жизни); но она была настолько разумна, что вывела самое простое, непосредственное заключеніе изъ того, что видла въ эту ночь, и этотъ выводъ глубоко запечатллся въ ея ум. Ей снился маленькій страдалецъ не въ гробу, а на неб, счастливый, улыбающійся, окруженный ангелами. Но вотъ солнечный лучъ скользнулъ въ комнату и разбудилъ Нелли. Она встала и начала приготовляться въ путь.

Когда они пришли прощаться съ хозяиномъ, школа была уже въ полномъ сбор и мальчуганы шумли почти такъ же, какъ и наканун. Учитель всталъ изъ-за стола и проводилъ ихъ до калитки.

Двочка горячо благодарила его за радушный пріемъ, красня и конфузясь, дрожащей рукой подала она ему монету, полученную на скачкахъ за цвты, извиняясь, что не можетъ дать больше. Но онъ не взялъ у нея денегъ, а только нагнулся, поцловалъ ее въ щеку и пошелъ назадъ въ школу.

Не успли они отойти нсколько шаговъ отъ дома, какъ учитель снова появился у двери. И старикъ, и двочка вернулись къ нему, чтобы еще разъ пожать ему руку.

— Желаю вамъ счастливаго пути и всего хорошаго, напутствовалъ ихъ горемыка-учитель. — Теперь я уже остался одинъ-одинешенекъ на свт. Если вамъ опять случится завернуть въ нашу сторону, не забудьте нашей деревенской школы.

— Никогда, никогда не забудемъ, говорила Нелли, — вчно будемъ помнить, какъ вы были добры къ намъ.

— Знаю я, дти всегда общаютъ помнить, а потомъ и забываютъ, — учитель покачалъ головой и задумчиво улыбнулся. — Былъ у меня другъ, нужды нтъ, что маленькій, и лучше что маленькій, — но и его у меня отняли. Прощайте, да благословитъ васъ Богъ.

Простившись съ нимъ въ послдній разъ, они медленно пошли своей дорогой и часто оборачивались назадъ, пока, наконецъ, и учитель, и деревушка, и даже дымокъ, клубившійся между деревьями, не скрылись изъ ихъ глазъ. Тогда они прибавили шагу и ршились держаться большой дороги: авось она приведетъ ихъ въ какое нибудь путное мсто.

Но большія дороги тянутся безъ конца: иной разъ идешь, идешь, а все ни до чего не добредешь. Они, не останавливаясь, прошли мимо трехъ незначительныхъ деревушекъ, позавтракали хлбомъ съ сыромъ на постояломъ двор и продолжали свой скучный однообразный путъ, но уже тише: за день-то поизмаялись.

Наступилъ великолпный лтній вечеръ. Дорога круто повернула въ сторону. Она шла теперь между выгономъ и огороженнымъ полемъ. Наши путники и не замтили, какъ очутились лицомъ къ лицу съ караваномъ [5] , расположившимся на ночлегъ у самой изгороди. Онъ такъ неожиданно предсталъ предъ ихъ глазами, что имъ уже неудобно было повернуть назадъ.

Это былъ не ободранный, грязный, запыленный фургонъ, какіе часто встрчаются на большихъ дорогахъ; не ничтожный караванчикъ, который обыкновенно насилу тащить несчастная кляченка или оселъ, и не цыганская кибитка, а хорошенькій домикъ на колесахъ, съ блыми канифасовыми занавсками, подобранными зубцами, съ зелеными ставеньками, окаймленными ярко-красной полосой — сочетаніе этихъ яркихъ красокъ придавало особенно щегольской видъ всему экипажу. Пара распряженныхъ сытыхъ лошадей паслась на трав. У открытой двери, съ блестящей мдной ручкой отъ стукальца, сидла дородная дама въ огромномъ чепц съ огромными бантами, которые шевелились при каждомъ ея движеніи. Передъ ней стоялъ барабанъ, покрытый блой скатертью, уставленный чайной посудой и всякими яствами; была тутъ же и подозрительная фляжка. Этотъ музыкальный инструментъ вполн замнялъ обденный столъ. Дородная дама съ видимымъ наслажденіемъ попивала чаекъ, закусывая окорокомъ и любуясь разстилавшимся передъ ней видомъ.

Въ ту самую минуту, какъ наши путники поровнялись съ фурой, дородная дама подносила чашку къ губамъ — вмсто чайной она употребляла бульонную чашку: надо полагать, она любила, чтобы все вокругъ нея было почтенныхъ размровъ. Возводя очи гор, она потягивала китайскій напитокъ, въ который, вроятно, маленько перепало божественнаго нектара изъ подозрительной фляжки; впрочемъ, это только мои предположенія, совершенно не идущія къ длу — и не замтила, какъ они подошли. Осушивъ чашку до дна, что потребовало не мало усилія съ ея стороны, она вздохнула, поставила ее на импровизированный столъ, и только тогда увидла близехонько около себя старика и ребенка, которые смиренно стояли возл фуры и глядли на это чаепитіе такими восторженными глазами, какими могутъ глядть только голодные, усталые путники.

— Ба, да это, кажется, она. Да она-жъ, она! воскликнула хозяйка фуры, собирая крошки съ колнъ и бросая ихъ въ ротъ. — Слушай, дитя мое, кто выигралъ блюдо, какъ, бишь, оно называется?

— Какое блюдо, сударыня? спросила Нелли.

— Да то блюдо, что было назначено призомъ на другой день скачекъ?

— На другой день скачекъ?

Нелли недоумвала.

— Ну да, на другой день, на другой день. — Дородная дама начинала терять терпніе. — Неужели теб такъ трудно отвтить, кто выигралъ призъ, когда тебя вжливо объ этомъ спрашиваютъ?