ность практике школы формалистической, заботившейся

прежде всего о точном воспроизведении внешних особен­

ностей оригинала и часто оставлявшей в пренебрежении

не только общую мысль автора, но и ее идейно-полити­

ческую окраску. Блок неоднократно вступал в спор с

формалистами и отстаивал свое мнение очень последо­

вательно и упорно. Но я не помню случая, когда Алек­

сандр Александрович вышел бы из себя, решился на рез­

кое слово. Он неизменно был суховат и корректен. Един­

ственный «формализм», который он разрешал себе, заклю­

чался в точности и даже мелочном отношении к своим

редакторским обязанностям. Готовясь к какому-нибудь

докладу или сообщению в редколлегии, Блок исписывал

десятки листков своим ровным и четким почерком, и

столь же ровной и ясной была его медлительная речь.

И тем более удивительной казалась на фоне общей де­

ловитости его наивность или, лучше сказать, отрешен­

ность во всех вопросах, относящихся к мелочам жизни.

На этой почве возникали иногда забавные случаи.

В нашем издательстве, как и в каждом советском

учреждении той поры, существовал свой «хозяйственник»,

занимавшийся мелкими бытовыми вопросами — статьей,

для полуголодных 1919—1920 годов немаловажной. Это

место занимала многим памятная Роза Васильевна, су­

щество неопределенного возраста и необъятных разме-

203

ров. Закутанная в добрый десяток платков, завязанных

толстым узлом на пояснице, седая и краснощекая,

торжественно восседала она за небольшим столиком, на

котором были соблазнительно разложены папиросы, мел­

кая галантерея и немудреные сласти той поры. В своей

частной торговой политике была она тверда и непреклон­

на, произвольно и неожиданно вздувая при этом и без того

немалые цены. Она же выполняла по ею же самой уста­

новленной таксе мелкие поручения и выдавала небольшие

ссуды, как правило — только за неделю до общеиздатель­

ского выплатного дня.

Впрочем, Роза Васильевна не была лишена и эстети­

ческих чувств. Она проявляла своеобразное уважение к

литераторам и литературе. На всех литературных вече­

рах ее неизменно можно было видеть в первом ряду,

в шуршащем шелковом платье с огромной мопсообраз-

ной брошью на груди. Блаженное и бессмысленное выра­

жение не сходило с ее лица. Она терпеливо выслушива­

ла длиннейшие доклады на темы, весьма далекие от ее

привычного обихода. Мучительно зевая, она из скромно­

сти прикрывала рот кружевным платочком, но старалась

не пропустить ни одного слова и начинала аплодировать

раньше всех. Нет сомнения, пребывание на подобных

лекциях было для нее делом весьма томительным, но она

никогда не пропускала случая приобрести самый доро­

гой билет, руководствуясь, вероятно, чувством благодар­

ности к питавшей ее литературе.

Эта Роза Васильевна упомянута Блоком в обширной

«оде» с чрезвычайно искусно проведенной монорифмой —

шуточных стихах о «предметах первой необходимости»:

Нет, клянусь, довольно Роза

Истощала кошелек!

Верь, безумный, он — не проза,

Свыше данный нам п а е к , —

Без него теперь и Поза

Прострелил бы свой висок,

Вялой прозой стала роза,

Соловьиный сад поблек...

Пропитанию угроза —

Уж железных нет дорог.

Даже (вследствие мороза?)

Прекращен трамвайный ток,

Ввоза, вывоза, подвоза —

Ни на юг, ни на восток...

И т. д.

204

Стихи имели большой успех в недрах издательства.

Всем было известно, что к Блоку монументальная Роза

питала особое расположение.

Однажды, как мне рассказали, в блаженный день по­

лучения гонорара она подозвала Александра Александро­

вича к своей стойке, предусмотрительно расположенной

рядом с кассой, и, потрясая каким-то свертком, произнес­

ла торжественным басом:

— Александр Александрович, а я для вас приготови­