я сижу здесь, у Блока, кумира моей юности, и он говорит

со мной и, чего доброго, заставит меня читать стихи, всю

наивность которых я ощущал в эту минуту с мучительной

для себя ясностью. Блок, вероятно, прекрасно понимал

мое состояние и далеко не сразу завел речь о стихах. Это

произошло только за чайным столом, когда я окончатель­

но почувствовал себя освобожденным от первоначального

смущения.

— Ну, а теперь почитайте из своей к н и ж к и , — сказал

он, просто и уселся поудобнее в кресло. Он ни разу не

перебил меня во время чтения, не сделал ни одного мел­

кого внешнего замечания, но по выражению его глаз я

чувствовал, что слушает он чрезвычайно внимательно.

И это окончательно подбодрило меня.

Чтение пришло к концу — оно и не было продолжи­

тельным. Александр Александрович, вопреки моим ожи­

даниям, не подверг мои опыты суровой критике. Он толь­

ко улыбнулся и сказал:

— Такие стихи приятно слушать вот так, у вечерней

лампы. Они чем-то напомнили мне Шахматово, юность,

деревенские дни. Благодарю вас.

210

Прощаясь, Александр Александрович, уже в дверях,

тронул рукой мое плечо и сказал все так же просто:

— Все хорошо, но вот стало мне грустно, что ничего

не могу сейчас писать сам. Для этого нужно быть или

очень несчастным, или очень счастливым. А я оглушен,

у меня все время шум в ушах.

Я заходил к нему еще два-три раза и всегда уносил

о собой ощущение иного Блока — не сумрачного, каким

он обычно бывал на людях. Может быть, только несколь­

ко усталого и привыкшего к молчаливым думам...

За это время мне вообще приходилось видеть его

часто, главным образом на заседаниях Союза поэтов.

Начав так неохотно свое председательство, Блок со свой­

ственной ему добросовестностью терпеливо нес свои не­

легкие обязанности. Для Блока они действительно были

нелегкими. У меня, тогдашнего секретаря, сохранились

два-три протокола, из которых видно, что Александру

Александровичу приходилось вникать в скучные хозяй­

ственные мелочи нашей молодой организации — хлопо­

тать о пайках, решать дровяные вопросы, улаживать мел­

кие конфликты. Немаловажную роль играл и вопрос

приема в члены Союза. Как только стало известно, что

появилась на свет подобная организация, тотчас же по­

сыпались заявления. Их было такое количество, что приш­

лось организовать приемную комиссию. Блоку поручили

стать во главе ее 7. Он принял самое деятельное участие в

этой работе: прочитывал десятки рукописей, чаще всего

бесполезно теряя время, и писал отзывы. Изредка они,

когда материал давал к этому основание, превращались в

письма, обращенные к автору, с любопытными замеча­

ниями, советами, а иногда и суждениями о поэзии вообще,

о ее общественной роли и назначении в переживаемое

нами время. В случаях явно безнадежных дело ограни­

чивалось краткими, но выразительными сентенциями.

Передо мной лежат сейчас несколько таких листков,

случайно уцелевших 8. На каждом из них что-нибудь

написано ясным крупным почерком Блока:

«И. К. нетверд в русском языке. Характерные ударе­

ния (спугн утый, ввергн ул, пт енцов) показывают, что

язык наш ему не родной, и едва ли станут ему доступны

те свойства языка, без которых стихов не напишешь.

Поэтому я думаю, что принимать его не следует».

«Стихи К. совершенно неумелые, а местами и очень

пошлые».

211

«Братья С. 9 — юные эгофутуристы из Шувалова.

Первый из них был у меня и показывал мне много сти­

хов. Они хотели попасть в союз поэтов. По-моему, не­

смотря на очень большую безграмотность, характерную,

русскую, обывательскую, и на б е з в к у с и е , — оба далеко

не бездарны. Есть строки просто очень хорошие».

Бывали случаи, когда комиссия становилась в тупик.

С внешней стороны в представленном материале все, ка­