Августейший воспитанник Жуковского цесаревич Александр Николаевич

выразил непременное желание принять участие в этом торжестве. <...>

Комментарии

Тимирязев Федор Иванович (1831--?) -- саратовский губернатор и сенатор,

мемуарист, сын Ивана Семеновича Тимирязева, адъютанта вел. кн. Константина

Павловича. Воспоминания Ф. И. Тимирязева посвящены литературным

знакомствам его отца. Знакомство Жуковского с И. С. Тимирязевым, который был

родственником его друга А. А. Плещеева, произошло в 1826 г. В дневнике поэта

сохранились записи о посещении им дома Тимирязевых (Дневники, с. 178, 513).

ИЗ "ВОСПОМИНАНИЙ"

(Стр. 343)

РА. 1884. Кн. 1, No 2. С. 300, 320, 325.

1 Имеется в виду отдельное иллюстрированное издание поэмы

Жуковского "Ундина" (Ундина: Старинная повесть, рассказанная в прозе бароном

Ламотт-Фуке, на русском в стихах В. Жуковским. С рисунками Г. Майделя. СПб.,

1837).

2 О праздновании в доме Вяземского 50-летнего юбилея литературной

деятельности Жуковского см. воспоминания П. А. Вяземского, П. А. Плетнева, М.

И. Глинки, Н. П. Барсукова в наст. изд.

И. Е. Бецкий

ИЗ "ДНЕВНИКА".

ЗАПИСЬ О СВИДАНИИ

С В. А. ЖУКОВСКИМ ВО ФРАНКФУРТЕ

Утром в 9-м часу узнали мы, что здесь живет наш любимый,

высокоуважаемый поэт В. А. Жуковский, переехавший сюда из Дюссельдорфа. Я

имел счастие, еще бывши студентом, видеть его однажды в аудитории

Московского университета. Теперь обрадовался неожиданному случаю

поклониться славному русскому писателю и просил к<нязя> В. П. Г<олицына>

представить меня писателю, чье имя привыкло уважать с ребячества все наше

молодое поколение. Он живет на набережной, на другой стороне моста, в

двухэтажном небольшом домике, окнами на Майн.

Василий Андреевич принял нас в своем кабинете. Какое простое,

радушное обращение! И как еще молодо выражение лица русского лирика,

отражение души чистой, поэтической, достойной наследницы Шиллерова

вдохновенья. Вот он, наша родная гордость, один из последних представителей

славной эпохи в истории русской поэзии, наш русский Шиллер! Я передам вам

все, что минутное посещение позволило мне услышать из уст нашего Поэта; эти

страницы останутся для меня драгоценнейшим воспоминанием, а для вас, верно,

занимательнейшими в моих записках.

Узнавши, что я недавно ездил в Барейт поклониться праху Жан-Поля и

навестить его добрую старушку-вдову, Василий Андреевич подарил меня взаимно

следующим рассказом о своем знакомстве с германским гением.

"Я нарочно заезжал в 1820 году в Барейт, чтоб видеть немецкую

знаменитость1. Он принял меня в гостиной. Ни жены, ни детей не было дома.

После первого знакомства я просил его, чтобы он показал мне комнату, где он

занимается, стол, на котором увидели свет и "Титан", и "Hesper", и бессмертная

"Левана"2. Он повел меня в свой кабинет. В гостиной видны были следы женских

рук, чинность, порядок, чистота; здесь же совсем противное, страшный

беспорядок. У окошка стоял стол, поперек комнаты; на столе навалены книги и

бумаги {Все эти бумаги находятся теперь в руках зятя Ж.-П., в Мюнхене, у

Эрнста Ферстера, который и теперь занимается продолжением лучшей биографии

Ж.-П., известной в Германии.}; от стола проведена была маленькая лестница В

большую клетку любимых им канареек, пользовавшихся полною свободою. На

полу лежал большой пудель и толстый кот; подле стола стояли полки с ящиками,

по которым были разложены кучи заметок, под разными названиями: "Morale",

"Histoire", "Philosophie" и проч., и пр.3. Я просил показать что-нибудь из этой

литературной амальгамы; смотрю -- намарано, перечеркнуто, разрисовано, и ему

одному, может быть, понятно, и то покуда горячо. "Да помилуйте, -- воскликнул я

невольно, -- кто же что-нибудь разберет?"".

Он объяснил мне, что из всего этого хаоса он извлекает свет, когда он

сочиняет, т. е. вставляет в свое сочинение готовую мысль, идущую к делу.