Вечером читал депеши и проекты. Потом написал и отправил 3 телеграммы: одну – о Бельфоре и 3-х юго-восточных департаментах, другую – о препятствиях по снабжению Парижа провиантом и последнюю – о затруднениях, которые делают Федэрб и Даржан.

Пятница, 3-го февраля. Ненастная и холодная погода. Перед обедом, пока шеф был занят, Вольманн и я поехали опять в Сен-Клу, развалины которого все еще дымились и издавали запах гари, а потом далее до первых домов Suresnes у подошвы Мон-Валерьяна. На берегу Сены стоят еще наши часовые; остальное все имеет миролюбивый вид, и только поражает глубокая тишина, господствующая по ту сторону реки, хотя большой город стоит весьма близко. Там не видно ни одного человека, и только видна некоторая жизнь на реке, по которой скользят 2 лодки, по-видимому, рыбацкие челноки.

За завтраком Бухер рассказывал разные характеристические черты из жизни Гладстона. В час пришел Вахенхузен, который намерен проскользнуть в Париж.

В четверть четвертого я был позван к шефу. После Лорье и Гамбетта дает о себе знать и, кажется, совершенно с воинственной деспотической стороны. 31-го января обнародована подписанная им прокламация французам, в которой говорится:

«Чужеземцы нанесли французам жестокое оскорбление, которое в эту несчастную войну пришлось испытать нашему народу. Неодолимый Париж, вынуждаемый голодом, не в состоянии был удержать вдали от себя немецкую орду. 28-го января он пал».

«Кажется, печальный рок желает приготовить нам еще более горя и бедствий. Не посоветовавшись с нами, подписано перемирие, и об этом легкомысленном поступке, достойном наказания, мы узнали слишком поздно. Перемирие сдает пруссакам департаменты, еще занятые нашими войсками, и обязывает нас 3 недели оставаться спокойными, чтобы при несчастных обстоятельствах, в которых находится страна, собралось национальное собрание. Мы требовали объяснений относительно состояния Парижа и до получения уведомления молчали. Мы хотели дождаться необходимых известий из Парижа и одного члена правительства, в руки которого мы думали передать наше полномочие. Однако же из Парижа никто не приехал, итак, мы должны начать действовать, чтобы уничтожить во что бы то ни стало низкие планы врагов Франции. Пруссия рассчитывает на то, что перемирие ослабит и расстроит наши войска. Она живет надеждой, что собрание после целого ряда несчастий и под страшным впечатлением падения Парижа придет в уныние и будет готово согласиться на постыдный мир. В наших руках уничтожить означенные расчеты и повлиять, чтобы решительные меры, принятые для уничтожения духа сопротивления, напротив, его еще более вновь оживили и подкрепили. Воспользуемся перемирием для обучения наших молодых солдат и потребуем организации защиты, а также войны более энергичной, чем когда-либо. Сделаем все возможное, чтобы вместо реакционного и малодушного представительства, на которое надеются пришлые чужеземцы, состоялось бы действительно национальное, с республиканским духом собрание, которое пожелает мира только в том случае, если он обеспечит честь и неприкосновенность нашего отечества, но которое тотчас же способно и готово желать войны, чтобы воспрепятствовать совершить над Францией коварное убийство. Французы! Вспомним наших отцов, которые оставили нам Францию тесно соединенной и нераздельной. Будем остерегаться предательства против нашей истории и против того, чтобы полученное нами в наследство владение не перешло в руки варваров».

Этот фанатический акт заканчивается воззванием: «К оружию! Да здравствует Франция! Да здравствует единая и нераздельная республика!»

Вслед за этим Гамбетта издал распоряжение, которое объявляет многих лиц неизбираемыми. В нем он говорит:

«Справедливость требует, чтобы все соучастники правительства, которое началось покушением 2-го декабря и закончилось капитуляцией Седана, теперь же были поставлены в такое же политическое бессилие, в котором находится и династия, которой они были орудием и участниками. Это необходимое последствие ответственности, которую они на себя приняли, помогая императору в исполнении различных действий правительства. Сюда принадлежат все те лица, которые со 2-го декабря 1851 г. до 4-го сентября 1870 г. занимали должности министров, сенаторов, советников или префектов. Далее исключаются из избираемых в национальное собрание все те лица, которые при выборах в законодательный корпус в продолжение со 2-го декабря 1851 г. до 4-го сентября 1870 г. каким-нибудь образом выступали кандидатами правительства, а также члены тех домов, которые управляли Францией с 1789 г.».

Вследствие этого распоряжения телеграфировал я по приказанию шефа в Лондон и Кёльн, что бордоское правительство, исключая из выборов целые классы народонаселения, признало неизбираемыми: министров, сенаторов, советников и всех бывших прежде официальных кандидатов. Высказанное графом Бисмарком опасение во время переговоров о конвенции 28-го января о том, что не будет свободных выборов, получило теперь подтверждение. Государственный канцлер вследствие этого опасения предложил созвать законодательный корпус, но Фавр на это не согласился. Теперь же против исключения тех лиц шеф в одной ноте подал протест, и со стороны немцев будет признано только то новое правительство Франции, которое избрано собранием, состоявшимся только при свободных выборах, как того требует конвенция.

Шеф поехал с актом Гамбетты о выборах к королю, между тем в гостиной находился парижский префект полиции, приехавший поговорить с ним; но шеф к обеду не вернулся и остался обедать в префектуре. Вследствие этого за нашим столом председательствовал Абекен; тут же сидели Шейдтманн и граф Генкель.

Позванный в 8 часов к шефу, я получил приказание отправить копии с телеграммы Рейтера из Бордо, от 2-го февраля, для напечатания в «Moniteurs». В ней сказано:

Журналы «La Libérte», «La Patrie», «Le Français», «Le Coustitutiounel», «L’Universel», «Le Courrier de la Gironde et Province» объявляют протест против распоряжения делегатов от 31-го января об ограничении свободы выборов. Они говорят, что до опубликования своего протеста они считали долгом послать к Жюлю Симону трех депутатов, чтобы осведомиться, не существует ли распоряжение, изданное парижским правительством относительно выборов и опубликованное в «Journal Officiél». Жюль Симон ответил, что такое распоряжение существует с 31-го января и единогласно принято членами правительства и что в нем все ограничения выборов исключены. Только неизбираемость префектов в тех провинциях, где они находятся на службе, оставлена [31] . Выборы назначены в Париже на 5-е, а в департаментах – на 8-е февраля. Депутаты должны собраться 12-го. Газета «Officiél», в которой помещаются эти распоряжения, разослана по распоряжению парижского правительства во все департаменты. Жюль Симон, получив пропуск, выехал в то же утро. По приезде своем в Бордо Жюль Симон созвал собрание членов делегации, чтобы разъяснить им положение дел, и вечером разъяснения продолжались до 4 часов. Жюль Симон объяснил представителям прессы, что он согласен на исполнение распоряжения парижского правительства и уполномочил их обнародовать это объяснение. Подписавшиеся представители прессы должны только теперь ожидать исполнения парижского распоряжения». Следуют подписи. Диктаторство Гамбетты существовало, значит, дольше всех. Его упрямый ум теряет под ногами почву.

Еще раз позванный к шефу, я должен был телеграфировать об успехе сражений при Понтарлье южногерманской армии под командою Мантейфеля. При этом мы взяли в плен 15 000 французов, в том числе 2 генералов, 19 орудий, а также отняли 2 знамя (орла).

Граф Герберт Бисмарк прибыл сегодня к своему отцу из Германии. В 9 часов он был у него.

Суббота, 4-го февраля. Погода теплее вчерашней. Рано утром читал входящие бумаги и проекты. Я узнал, что шеф протестовал против Гамбетты об ограничении выборов двояким образом: один протест направлен к нему самому телеграммою, а другой в ноте к Фавру. В телеграмме сказано: «Во имя свободы выборов, гарантированной конвенцией о перемирии, протестую я против распоряжения, изданного от вашего имени, которое лишает многочисленные классы французских граждан права быть избранными в собрание. Выборы, произведенные под давлением, под господством произвола, не могут дать те права, которые конвенция о перемирии предоставляет депутатам, свободно избранным».

В депеше к Фавру сказано после кратко изложенного содержания декрета Гамбетты о выборах:

«Я имею честь, ваше превосходительство, предложить вопрос, видите ли вы в этом согласие с постановлением конвенции, что собрание должно состояться при свободных выборах. Дозвольте мне, ваше превосходительство, воскресить в вашей памяти переговоры, предшествовавшие договору от 28-го января. Я высказывал опасение уже тогда, что при настоящих обстоятельствах трудно будет обеспечить свободу выборов и препятствовать каждой попытке нарушить их. Ввиду опасения, которое сегодняшний циркуляр Гамбетты, кажется, подтверждает, я поднял вопрос, не правильнее было бы созвать законодательный корпус, образующий законный авторитет, избранный на основании общего права подачи голосов. Ваше превосходительство это отклонили и дали мне положительное обещание, что не будут влиять на избирателей, и выборам будет дана полная свобода. Я обращаюсь к справедливости вашего превосходительства с просьбою высказать ваше мнение, законны ли в декрете, о котором идет речь, означенные исключения кандидатов всех категорий и согласуется ли это со свободою выборов, требуемою конвенцией от 28-го января. Я надеюсь выразить полнейшую надежду, что тот декрет, применение коего противоречит с определением конвенции, немедленно будет объявлен недействительным, и что правительство национальной обороны примет необходимые надлежащие меры, которые обеспечены конвенцией в статье 2-й относительно свободы выборов. Мы не признаем за лицами, выбранными на основании бордоского циркуляра, права, которые конвенцией о перемирии предоставлены депутатам собрания».