Шрифт:
Может, когда-нибудь родится поэт, способный поведать людям о трагической судьбе Иосино; может, найдется скульптор, готовый высечь из мрамора ее светлый облик. Она достойна стать символом многострадальной Кореи.
Чибу Моити разбудили ночью. Морисита и Хосокава Хироси уже встали, ждали его. Морисита взял саблю малого размера, такую же дал Чибе. Хосокава приладил на ремень тесак в чехле. Вскоре все трое двинулись по дороге в Урасима.
От ночной свежести или от волнения Чиба слегка вздрагивал. Чтобы унять себя, он крепче сжал рукоять сабли. Стараясь подражать старшим, мягкой походкой спешил за ними. Ходьба согрела его, но дрожь не улеглась.
У темного дома Маруямы они остановились, и Морисита нырнул в раздвинутую дверь. Через несколько минут оттуда вышли втроем. Хосокава Такеси подошел к Чибе, по-приятельски толкнул его в бок, будто встретил на игрище.
– Они спят, – доложил Киосукэ Дайсукэ.
– Да, спят, – подтвердил Морисита. – Зайдите с разных сторон. Сначала убейте женщину. Убейте сразу, чтобы не закричала. Идите.
Хосокава Такеси слегка взмахнул саблей, примерился. Чиба Моити повторил его жест. Такеси пошел в дом первым, потому что он был братом Хосокавы Хироси и не любил уступать. Чиба Моити ступил следом, так как не хотел отставать от своего товарища.
В комнате было очень темно, им пришлось некоторое время постоять. И все же ночного света, проникавшего через окно, было достаточно, чтобы различить лежавшие фигурки. Они спали прямо на циновке, прижавшись друг к другу. Лишь женщина своего крошечного малыша прикрывала чогори. Наверное она не спала. В добрые дни мать пятерых детей чутко отзывалась на малейший шорох. А тут ходили, хоть и неслышно. До сна ли ей было! Последнее, что оставалось ей теперь, – сдержать свой крик, чтобы не разбудить детей.
Чибе показалось, что женщина стала поднимать голову, и он вонзил ей саблю в горло. Затем дважды ударил в живот, потом в грудь, в голову. В маленький комочек, что посапывал рядом, он ткнул без всяких усилий, тельце было податливое, мягкое. И все же предсмертный стон матери, вырвавшийся невольно, возня юных палачей произвели какой-то шум, вспугнули одну из девочек. Она подняла ручонку, хотела найти ею мать или сестру. Сабля Хосокавы Такеси вонзилась ей в спину. Ручонка упала, дернулась в судороге. Хосокава стал наносить короткие резкие удары в плохо различимые очертания детей. Потом они оба втыкали сабли в свои жертвы, словно выполняли будничную крестьянскую работу. Остановил их лишь запах человеческих внутренностей. Они вышли наружу.
– Все? – спросил Хосокава-старший.
– Все, – ответил ему брат.
Морисита зашел в дом, проверил, достал из ниши какое-то тряпье и накинул его на убитых.
Тем же путем все возвращались к Морисите. Шли медленней. Чиба глубоко вдыхал воздух заалевшего утра. Ему было не по себе от того, что у него вспотели руки, спина, что тяжелые капли пота скатывались с виска и застывали в утренней прохладе. Он стыдился своей слабости.
У дома Мориситу зачем-то поджидал Судзуки Масаиоси. И этому не спалось! Хозяин всех пригласил к завтраку и чаю. А через полчаса пришел отец Мориситы, занял подобающее место за столиком. Старику поднесли сакэ, он разговорился и сообщил, будто бы поступило распоряжение всем жителям выехать в направлении Тойохары. Поэтому он собрался в Урасима в горы за семьей.
– Позавчера отвозил их туда, а теперь куда везти? – вздыхал старик. – Что же будет с нами дальше? Неужели нас не отправят на Хоккайдо?
– Меньше было бы предателей, – ответил сын, – нам никуда не пришлось бы уезжать. Но предателей мы караем страшной карой! Уже все корейцы, проживавшие в Мидзухо, убиты.
Старик, не возразив сыну, высказался за порядок в государстве.
– Но остались еще свидетели, – продолжал Морисита-младший, – которых тоже надо убить.
Отец согласно закивал.
Морисита объяснил, что в доме Хасегавы приютились жена и дочь Маруямы. Это очень опасно.
Хосокава Хироси и Киосукэ Дайсукэ вернулись к прежней мысли:
– Да, их нельзя оставлять. Как только русские придут, они сразу побегут к ним и обо всем разболтают. И тогда знаете что будет?
Киосукэ Дайсукэ поочередно заглядывал в глаза собеседников.
– Русские вырежут всю деревню и сожгут наши дома!
Все согласились, что так и будет.
– Тогда надо убить их сейчас, – подытожил Морисита. И обратился к молодым:
– Убивать пойдете вы втроем. Отец вас подвезет до самого дома Хасегавы.
Юноши согласились. Им все равно надо было возвращаться к семьям, так как предстояло перемещение к новому месту эвакуации.
Когда старик напился чаю, сын проводил его до самой дороги. Юноши уселись сзади на край телеги и так доехали до самого места. Морисита Киоси выполнил сыновнюю просьбу: остановил лошадь недалеко от дома Хасегавы. Он остался доволен молодыми спутниками, которые вежливо поблагодарили его за услугу.