Шрифт:
– Мало ли что праздник. У вас вон тоже праздник, а дыму
ведь нет.
Крайние от окон мужики пригнулись и зачем-то посмотрели
на улицу, поводив глазами по небу.
– А нельзя эту неделю на ту перенести? – спросил чей-то
нерешительный голос.
– Что?..
79
Вопрос не повторился.
– А по избам пойдете?
– Что там еще?
Ответа не последовало.
Через полчаса приезжий, закинув рукой волосы назад, вышел
из школы. Все, давя друг друга в сенях, вытеснялись за ним на
улицу и, затаив дыхание, ждали, куда пойдет...
Приезжий стоял с портфелем в руках и водил глазами по
крышам изб. Мужички, справляясь с направлением его взгляда,
тоже водили глазами.
– Дыму, кажется, нигде нет,– сказал приезжий.
– У нас никогда не бывает,– поспешно ответил председатель,
протискавшись вперед.
– Это хорошо. А то у ваших соседей из каждой трубы дымок.
– Дисциплины нету,– сказал секретарь.
– Ну, так вот... объявляется, значит, неделя борьбы с
самогонкой. Слушайтесь председателя и во всем содействуйте
ему.
– А после этой недели как?..
– Что?..
Никто ничего не ответил.
– Наказание божие,– говорили мужики,– праздник подходит,
все приготовили честь честью, затерли, вдруг нате, пожалуйста.
– Скоро еще, пожалуй, объявят, чтоб неделю без порток
ходить.
– Вроде этого. У людей праздник, а у них – неделя.
– А, может, разводить начинать? – сказал голос сзади, когда
приезжий скрылся за поворотом дороги.
– Я те разведу. .– крикнул председатель.– Раз тебе сказано,
что в течение недели – борьба, значит, ты должен понимать или
нет?
Подошел, запыхавшись, кузнец. Его не было на собрании.
– Где пропадал?
– Где...– сказал кузнец, вытирая о фартук руки,– баба со
страху корове вывалила затирку из чугуна, а та нализалась и
пошла куролесить, никакого сладу нет.
– Прошлый раз так-то тоже прискакали какие-то,– сказал
шорник,– а у меня ребятишки курили, да так насвистались,
шатаются, дьяволята. Один приезжий что-то им сказал, а мой
Мишка восьмилетний – матом его. Ну, прямо, обмерли со
старухой.
80
– С ребятами беда. Все с кругу спились.
– Заводчики – своя рука владыка.
– Моему Федьке девятый год только пошел, а он кажный
божий день пьян и пьян, как стелька.
– Молод еще, что же с него спрашивать.
– Да, ребятам – счастье: нашему брату подносить стали,
почесть, когда уж женихами были, а эти чуть не с люльки
хлещут.
– Зато будет, что вспомнить.
– На войне уж очень трудно было. Пять лет воевали и скажи,
голова кажный день трезвая. Ну, прямо на свет божий глядеть
противно было.
– А тут опять теперь затеяли. Что ж, они не могли в
календарь-то посмотреть; под самый праздник подгадали.
Председатель что-то долго вглядывался из-под руки в ту
сторону, куда уехал агитатор, потом спросил:
– Не видали, что, он мостик проехал или нет?
– Вон, уже на бугор поднимается,– сказало несколько
голосов, и все посмотрели на председателя. Тот, достав кисет и
ни на кого не глядя, стал свертывать папироску.
– Да, во время войны замучились. Бывало, праздник
подойдет – водки нет. И ходят все, ровно потеряли что.
Матерного слова, бывало, за все святки не услышишь.
– Вот это так праздник.
– Это что там – мертвые были.
– Эх, когда заводы громили... Вот попили... в слободке, как
дорвались до чанов со спиртом, так и пили, покамест смерть не
пришла.
– Вот это смерть... в сказке только рассказывать.
– Да... бывало, по деревне пойдешь, словно вымерла вся: без
памяти лежит.
– Свободы настоящей нет. Эх,– сказал кто-то, вздохнув.–
Ведь это сколько даром хлеба-то пропадает – на этот налог
обирают. Ведь ежели бы он целиком-то оставался, тут бы как с
осени котел вмазал, ребят в дело запряг и лежи, прохлаждайся.
А то вот праздник подходит, а мы, как басурмане...
– Наоборот все пошло,– сказал кто-то,– прежде под праздник