сторожу, может, погреться пустят, на вокзал и не пробьешься.

Часа через два загудел вдали паровоз, и человек в чуйке с

солдатом и не отстававшей от них старушкой выбежали на

платформу.

134

Молодой солдат, увидев в конце поезда почти пустой вагон и

забежав с другой стороны, вскочил. За ним вскочил человек в

чуйке, покидав в вагон на ходу свои мешки. Потом втащили туда

же за руки и старушку с узлом. Со стороны станции, где было

много народа, слышался крик многих голосов, ругательства,

торопливая беготня по скрипучим от мороза доскам платформы

и хриплые голоса перемерзших людей, ломившихся в двери

вагонов.

– О, просторно-то как! – крикнул молодой солдат.

– Не кричи, а то услышат и сюда набьются,– сказал человек в

чуйке. Он торопливо налегнул плечом и задвинул тяжелую

дверь вагона. В вагоне стало совсем темно.

Мимо суетливо, растерянно пробегали какие-то люди, потом

вновь возвращались назад, очевидно, тщетно ища места.

– Слава богу, хоть сюда не лезут,– сказал молодой солдат.

Вдруг кто-то снаружи ухватился за скобку и стал налегать на

дверь.

– Не лезьте сюда, тут битком набито, человек на человеке

сидит,– крикнул человек в чуйке.

– Голубчик, Христа ради, третьи сутки никак не сяду. Нас

двое тут с ребеночком.

– Нету. Русским языком тебе говорят... Их, чертей, пусти, а за

ними еще полсотни прибежит.

– Да еще высадят из-за них.

Голоса за дверью стихли. Поезд тронулся.

– Слава тебе господи,– сказала старушка, перекрестившись в

темноте,– помогла матушка царица небесная. Я все богородицу

читала.

– На тормоз, знать, прицепились,– сказал молодой солдат,

прислушиваясь.– Проберет их здорово, мороз хороший.

– Спаси, царица небесная,– и так народа мерзнет тьма.

Несколько времени за стеной было молчание, только

слышался детский плач. Потом в стену с тормозной площадки

постучали и послышался голос:

– Пустите Христа ради, замерзнем тут. Сейчас на станции

поезд остановится.

– Поезд-то остановится, а там опять небось целая туча

народу,– сказал тихо человек в чуйке. И крикнул: – говорят тебе

русским языком,– человек на человеке сидит.

– Хоть в уголочек куда-нибудь под лавкой...– донесся голос

из-за стены.

135

– Вот не было печали... Молчать надо было, не откликаться...

– О господи батюшки, что как они скажут на станции,–

проговорила старушка,– набьются тогда,– задохнешься.

Поезд остановился, но за стеной движения и суеты было

мало. Очевидно, стояли на маленькой станции. Только

послышался стук в дверь и голос, видимо, обвязанного и

застывшего человека.

– Пустите Христа ради, замерзнем совсем на тормозе,

ребеночка застудили.

– Тише сидите,– шепнул человек в чуйке.– Не говорите

ничего, скорей отстанут.

– Голубчики...

– Вот, дьяволы, привязались-то. Того и гляди кто-нибудь

пойдет осматривать и выгонит всех.

Поезд дал свисток и тронулся.

– Дьяволы, звери...– послышалось опять с тормоза,– чтоб вы

подохли, окаянные. Ребенок совсем замерзнет.

– Ах, царица небесная, матушка,– сказала шепотом

старушка,– помоги им и защити,– куда ж в такой мороз на

тормозе с ребенком...

136

Дом № 3

К двухэтажному дому с каменным низом и деревянным

верхом подъехали на санях какие-то люди с ломами и топорами.

– По всей улице чисто Мамай прошел,– сказал один в

овчинной шапке и в нагольном полушубке, оглянувшись назад

вдоль улицы, на обеих сторонах которой то там, то здесь

виднелись разломанные на топливо старые деревянные дома.

Приехавшие остановили лошадь и, отойдя на середину

улицы, стали смотреть на дом и о чем-то совещаться.

Прохожие, посмотрев на совещавшихся, тоже

останавливались, пройдя некоторое расстояние, и тоже смотрели

на крышу, не понимая, в чем дело.

– Чего это они выглялись-то? – тревожно спросила женщина,

выбежав в платке под ворота из сеней.

Ей ничего не ответили.

– Черт ее знает,– тут и дров-то два шиша с половиной, ведь