капиталу нету. Мы уж гвоздей набили. Все какой-нибудь брюхо

распорет, тогда другой раз не полезет.

– Да и собак хороших надо бы достать. Вот кабы таких

раздобыть, как прежнего барина, вот тут и кумовья бы

задумались в сад иттить яблок просить.

– Собака родства не знает,– отозвался прохожий, подмигнув.

– Пустить бы на проволоке через весь сад да в голоде

держать, чтобы лютей зверя были,– вот бы тогда...– говорил

кашевар с мечтательной улыбкой, грозя кулаком в пространство.

– Первый сорт был бы... Ну, прощевайте пока,– сказал

прохожий и пошел.

Сначала около шалаша было тихо. Потом послышался крик:

– Ай-яй-яй, держи!..

За криком выстрел и бабий голос:

– Злодеи! Ироды! Когда на вас чума, на окаянных придет,

чтоб вы околели!

И голос малого:

– Все кишки вам, дьяволам, выпотрошу. Охотники на чужое

лезть.

А потом уже около шалаша:

– На бегу стрелял – ниже взяло...

126

Синяя куртка

Перед самыми выборами в земельный комитет приехал

какой-то человек в синей куртке и лаковых сапогах с большими

усами и бритым круглым подбородком.

Он пришел на выборы в школу, и все, недоброжелательно

косясь на него, спрашивали друг у друга:

– Чей-то такой?

– Да, говорят, Андреев сын, что выписался из общества лет

двадцать назад и уехал в Севастополь.

– Кум из слободки его встречал там. Вроде как в жандармах,

говорит, служил.

– Похоже на то. Куртка-то синяя.

– Там его знают, что он за птица, жить нельзя, вот он и

прилетел сюда.

– Ну, да у нас долго не заживется.

– Много этих прощелыг шляется. Лучше бы ноги поскорей

уносил отсюда.

Приезжий что-то говорил с лавочником, председателем

совета, стоя у окна в передней части школы, где стоял стол для

президиума совета. Все молчали и следили за ним

подозрительными и недоброжелательными взглядами.

– По усам видно, с какого чердака кот,– сказал кто-то.

– Главное дело – куртка синяя. Синего сукна, окромя

жандармов, никто не носил.

– Петлички спорол и думает провести. Нет, брат, не на

простачков напал.

Вдруг все повернули головы: к председательскому столу

подошел незнакомец, постучал карандашом, как бы требуя

тишины, и с минуту постоял в ожидании полного успокоения,

посмотрел рассеянно на отдушник, на стенные часы, потом на

свои часы, вынув их из жилетного кармана.

Наступила полная тишина. Взгляды всех обратились на

незнакомца.

– Ровно к присяге собрался приводить,– сказал сзади

негромкий голос: – взять бы его да от стола в три шеи...

– Товарищи! – раздался громкий, спокойный и уверенный

голос незнакомца,– я потребую на пять минут вашего внимания,

и затем мы приступим к выборам.

127

Задние толпой подвинулись вперед и тесным полукругом без

шапок, как перед чтением манифеста, остановились перед

столом.

– Я здесь родился, вырос, ваш земляк и вот теперь приехал

поработать на родине. В такое трудное время каждый обязан.

– Бреши, бреши...– сказал сзади негромко кузнец.

– Принимаете вы меня в свое общество?

Мужики хотели было промолчать, но так как незнакомец,

говоря это, остановился взглядом на Федоре, стоявшем в

полушубке с прорванным плечом, тот, почти против воли,

потому что как-то неловко было не ответить, раз к нему

обращаются, сказал неохотно:

– Что ж, милости просим.

– Отчего же не принять...– сказали остальные уже

совершенно против воли и только потому, что один сказал и

молчать было неудобно. Даже кузнец, который от печки в ярости

погрозил кулаком Федору, и тот сказал:

– Очень даже рады будем...

– Вот у вас затевается земельный комитет. Дело для вас

новое, и я не откажусь помочь.

– Убирайся ты к черту лучше, пока есть время,– проворчал

опять кузнец так, что ближние оглянулись на него.

– Много таких помощников...– сказал угрюмо печник,

обращаясь к шорнику, с которым они оба жались на уголке