Шрифт:
прачка и испуганным шепотом успела сказать хозяйке:
– Мандат спроси...
Хозяйка растерянно оглянулась и, нерешительно
продвинувшись вперед, только было хотела спросить мандат,
как один из пришедших молодых людей в кожаной куртке сказал
товарищу:
– Рулетку взял?
– Взял,– отвечал тот.
Хозяйка побледнела и, в растерянности оглянувшись на
стоящий в дверях любопытный народ, попятилась к двери.
– Вот это было налетела...– сказал кто-то негромко в сенях.
– Теперь пропала.
Хозяйка еще тревожнее оглянулась в ту сторону, откуда было
сказано, потом, как бы желая загладить свою вину,
выразившуюся в намерении спросить мандат, сказала,
обращаясь к молодому человеку в кожаной куртке, который был,
очевидно, главным:
141
– Может быть, выслать народ-то, батюшка?
– Пусть остаются: чем больше народу, тем лучше. Меряй
стену,– сказал он товарищу.
Тот размотал рулетку и стал мерить. Хозяйка со страхом
смотрела на рулетку.
– В этом сундуке что у вас? – спросил главный.
– Белье, батюшка, тут ничего окромя белья нету. .
– Откройте!
– Вот только еще мыла два кусочка положила вчера, да
мучицы...
– Откройте! Сами увидим, что вы тут положили.
Хозяйка открыла сундук.
– А сахар зачем тут? – спросил, строго нахмурившись,
главный.
– Да это я, батюшка, два фунтика положила от мышей.
– Когда положен?
– Вчера... нет, третьего дня.
– Меряй сундук,– сказал главный, обращаясь к товарищу с
рулеткой. Тот удивленно взглянул на приказывающего, но сейчас
же стал мерить, покрутив головой и сказавши про себя: «Черт ее
что...»
– Кладовые показывайте!
– А сундук-то, батюшка, останется? – робко спросила
хозяйка.
– Сундук при вас останется,– отвечал главный.– Можете его
держать сколько угодно.
Пошли осматривать кладовые.
Осмотрели там два сундука, причем хозяйка все
загораживала один. Но и его приказано было открыть. В сундуке
был сахар, белая мука... Хозяйка, держась за сердце, стояла,
побледнев, и ждала результатов.
Все затаили дыхание.
– Сейчас скажет «забирай»,– и крышка,– послышался сзади
голос соседки.– Спаси, царица небесная...
– Ничего, это подходит,– сказал главный, закрывая крышку
сундука.
Хозяйка торопливо подняла глаза к потолку и, облегченно
вздохнув, перекрестилась.
– А этот обмеривать не будете?
– Нет, на глаз видно.
142
– Это, значит, ничего, батюшка, подходит? – спросила она
робко, не потому, что не расслышала, а от радости, как бы желая
показать, что она так чиста и невинна сердцем, что не боится
переспросить.
И когда главный ответил, что подходит, она в приливе
неудержимой радости почувствовала потребность уже самой
показать даже то, чего и не спрашивали:
– Вот сюда, батюшка, вот еще сундучок осмотрите. Тут у
меня посуда есть, серебро, только немного, конечно, что сама
своими мозолистыми руками добывала.
– И это подходит,– сказал главный.
– Да к чему подходит-то, спроси,– сказал тихо сосед. Но
хозяйка досадливо отмахнулась от него и опять украдкой
перекрестилась.
– Господи батюшка, а уж мы так напуганы, все приходят
какие-то неделикатные, каждый фунт сахару отбирают.
– После нас ничего уж не отберут. Держите все, что мы
осмотрели, и никуда не прячьте и не перепрятывайте.
– Спасибо, батюшка.
– Благодарить не за что. Мы исполняем долг и только. Какие
жильцы в квартире? Прислуга есть?
– Что вы, что вы, какая прислуга,– воскликнула испуганно
хозяйка,– я всю жизнь своими руками...
– Ладно, сами служите?
– Нет... то есть да... У меня и все служат.
– Все?.. Значит, нетрудового элемента нет?
– Нет, нет, боже избави...
– Смотрите, приду завтра днем проверить. Если до пяти
часов кто-нибудь дома окажется, тогда... Ну, все, кажется.