Шрифт:
ним кровать, и он лег.
Катерина, редко моргая, смотрела в темноту, в ту сторону, где
была его постель, а в голове ползли неуклюжие, неумелые
мысли о нем, о Кате, о Лыске.
IV
Наутро Катерина уезжала домой. Катя и Андрей провожали
ее. Катя догнала их, когда они уже вышли, и сунула Катерине
какой-то узелочек, сказавши:
– Ребятишкам... гостинчика...
– Ну, зачем вы беспокоитесь?
– Нет, как же, надо! – сказала Катя и прибавила: – А то
погостили бы еще.
– Дома некому,– отвечала Катерина. А сама думала: неужели
она уйдет и не поговорит с Андреем? Но что ему сказать, как
поговорить? Сколько она ни придумывала, что ему сказать, все
на язык почему-то подвертывалась Лыска. Привязалась эта
Лыска. Да еще думала о том, что у нее денег всего одиннадцать
копеек. Сам он даст или придется просить?..
Андрей, шедший молча, вдруг обратился к Кате и сказал:
– Иван Кузьмин в город едет, пойди-ка напиши записку в
кооператив.
Катя поняла, что он хочет остаться один с женой, подала
свою худенькую ручку Катерине и, пожелав ей счастливой
дороги, пошла. А потом издали помахала платочком.
Катерина шла рядом с мужем по мягкой мшистой тропинке
между редкими высокими соснами и, обходя по дороге пни,
ждала, что, может быть, он сам заговорит с ней о самом главном.
Прожили вместе двенадцать лет,– неужели у них не найдется,
что сказать друг другу в такую минуту?
Но Андрей, дойдя до перекрестка, откуда должен был
повернуть назад, ничего не сказал того, чего она ждала и,
остановившись, только проговорил:
– Ну, так ты того... если что нужно, пиши, а в уборку сам
приеду помогнуть.
Он дал Катерине два протершиеся на сгибе червонца и
поцеловал ее.
Катерина неловко обняла его за шею левою рукой, зажав в
правую червонцы, и тоже поцеловала его.
178
– Ну, прощайте пока... Лыску-то приезжайте посмотреть.
– Прощай. Приеду.
Она пошла. Отойдя на несколько шагов, Катерина
оглянулась. Андрей стоял на том же месте, и видно было, что у
него осталось что-то недоговоренное и жаль ему было
отпустить жену, ничего не сказав ей на прощанье.
Она, замерев, остановилась и вся подалась вперед.
Андрей постоял несколько мгновений, как бы ища слова,
потом, махнув рукой, крикнул:
– За Лыской-то поглядывай!..
– Погляжу,– ответила, вздохнув, Катерина.
Андрей повернулся и пошел.
И когда он скрылся и Катерина осталась одна на тропинке
под соснами, ее вдруг обожгла и кинулась горячим стыдом в
щеки пришедшая ей мысль:
«Обстряпали бабочку. . Приняли ласково, рот замазали, она и
языка протянуть не сумела. На деревне спросят: «Что же, ты
мужу беспутному голову намылила? Его шлюхе в косы
вцепилась? Стекла побила?» А она – не то, что стекла бить, а
еще черных лепешек в гостинец принесла ей. И самой вот
узелок ребятишкам сунули да двадцать целковых денег дали.
Небось теперь молодая-то смеется над ее черными лепешками:
ей белых не поесть... на ее четыреста – пятьсот рублей».
Катерина даже остановилась, как бы готовясь вернуться. Но
ей почему-то вспомнились тоненькие, слабенькие руки Кати, ее
виноватая, ласковая улыбка, и Катерина, махнув рукой,
перекрестилась и пошла своей дорогой.
179
Опись
После описи скота, часть которого потом отобрали на мясо
по разверстке, из города опять приехали какие-то люди и, созвав
собрание, объявили, что требуется составить списки на детей
дошкольного возраста. Мужики переглянулись, стоя в темной,
закопченной, как баня, школе.
– Это как же?.. Ребят описывать?
– Не описывать, а составить списки,– ответили приезжие.
– Один черт.
– Заезжают...– сказал кто-то сзади.
Все беспокойно оглянулись назад.
– То на скотину накинулись, а уж теперь к ребятам