Шрифт:
рано утром и умывался. Затем возглашал приветствия, молитвы и подносил мандалы.
После восхода солнца его слуга менял поставленные перед ним подношения и
обращался к нему: «Молю нарушить молчание! В добром ли Вы здравии?» Затем он ел,
а слуга сообщал о действиях (приходах и уходах) монахов и о других делах. Ни с кем
другим он не виделся. Закончив есть, он хранил молчание до полудня. Когда наступало
время еды, слуга менял подношения и говорил: «Молю нарушить молчание». И снова
спрашивал о здоровье. Затем подавал горячий суп.
Когда важный человек приглашал его, слуга передавал послание. Закончив
полуденную еду, он поднимался на место проповедника, принимал посетителей и
проповедовал. Когда приходило время пить чай, ему подавали суп. Затем он удалялся в
свою комнату и хранил молчание. Когда суп был готов, он снова нарушал молчание.
Слуга подавал суп, приглашались другие, и их угощали. Позднее, когда число его
учеников выросло, он хранил молчание после полуденной еды, а затем поднимался на
место проповедника. Вечером он чая не пил. [946] Совершив подношения, хранил
молчание. Слуга подавал ему чай. Когда приходили посетители, их провожали внутрь.
После этого он зажигал светильники и менял подношения. Затем съедал немного супа,
после чего, если был здоров, долго проповедовал. Во время отхода ко сну ему подавали
еду, а затем он хранил молчание. Таковы были его повседневные труды.
Когда ему нездоровилось, он воздерживался от проповеди Учения. В добром же
здравии он проповедовал в период нарастающей луны. С 16 дня и до конца месяца он
ни с кем не встречался, если о встрече не было договорено заранеее. Вообще же, став
монахом, он не употреблял ни мяса, ни вина, никогда не заходил в палатки и дома
мирян и никогда не распускал свой пояс. Живя в Пагмоду, он никогда нигде не гулял и
никогда не пропускал даже одной шлоки, прочитанной Пагмодупой. Он не допускал в
своем доме ни мяса, ни женщин. Там никогда не угощали мясом посетителей из Янгёна
и Нагцана. На улицах монастыря вино было запрещено, а женщинам не разрешалось
оставаться в пределах монастыря более трех дней. В его резиденцию в Нагцане должны
были докладывать обо всех делах, таких как приготовление супа для монашеской
общины, о звоне колокола, сигнале к пробуждению трубящей раковины по утрам, об
украшении труб серебряной насечкой и другой деятельности монахов.
Вот некоторые чудесные видения монахов: Данрава Човодэпо (Старый) из Тэпа
увидел его как Великого Учителя (т.е. Будду), Шерабпэл увидел его как Великого
Милосердного (Авалокитешвару); некоторые видели его как Самвара-Сахаджу
(двурукая форма с юм), как Ваджраварахи и во множестве других форм. Многие видели
его одновременно в нескольких разных телесных формах. Догён (Пагмодупа) сказал
ему:
— Были три Индрабуддхи, первый и последний был я, а средним был ты, но эти
трое были по сути одним!
Когда он сидел на месте проповедника, Гомсам увидел его как Пагмодупу. В момент
смерти он сказал:
— Я неотделим от Сугаты, (т.е. от умирающего Пагмодупы)! [95а] Он и я — это
один ум!
В своей комнате он сказал племяннику и слугам:
— Я никогда не отделялся от Сугаты.