Шрифт:
— А извиняться не надо, — успокоил Кипенко ребят. — Давайте сначала познакомимся.
Через минуту Сергей Акимович знал, что высокого худощавого студента зовут Владимиром, а фамилия — Пилипчук, низенький — Юрий Засмага, а парень атлетического телосложения — Сергей Веселов.
Завязался живой непринужденный разговор о том, что больше всего волновало...
— А вы читали, товарищи, статью о вашем профессоре Жупанском? — неожиданно перевел он разговор в иное русло.
— Читали, — подтвердил Веселов, который до сих пор почти не принимал участия в беседе, а лишь смеялся, когда Засмага шутил.
— И какого же вы мнения, тезка?
— Лично я? — прикоснувшись рукой к своей широкой груди, спросил Веселов.
— Я не только вас спрашиваю, мне хочется знать общее мнение студентов.
Юрко Засмага поморщился, взглянул на Владимира, — мол, как тебе все это нравится? Однако Пилипчук почему-то не отвечал. Он в эту минуту стоял чуточку в сторонке, будто не желал принимать участия в разговоре. И кто знает, какие мысли волновали, тревожили юношу? А какая-то неприятность, судя по всему, тяготила его. Иначе почему же пульсирует на его виске жилка?
— Итак, вы со статьей в основном согласны? — повторил вопрос Сергей Акимович, не отрывая от Пилипчука внимательных глаз.
«Таким бы уже был и мой Толя», — с грустью подумал Кипенко о своем сыне, погибшем во время налета фашистской авиации на Харьков в самом начале войны. Больно стиснуло сердце. Только нельзя, никак нельзя поддаваться горьким воспоминаниям... Сейчас он беседует со студентами — это тоже сыновья! А грустить можно где-нибудь в уединении, когда никто тебя не видит, никто не слышит, как ты тяжело вздыхаешь.
— Я под такой статьей и сегодня подпишусь, — решительно заявил Засмага.
Пилипчук смерил товарища с головы до ног насмешливым взглядом, приблизился к нему почти вплотную.
— Чтобы подписываться, сначала надо написать. А ты и заметку в стенгазету не в состоянии сочинить.
Веселов не выдержал и громко рассмеялся. Владимир его поддержал. Улыбнулся и Сергей Акимович, а за ним Засмага.
— Какие же ошибки отметили бы вы у профессора Жупанского? — полушутя обратился Кипенко к Засмаге, когда смех стих.
Юрко пожал плечами. Это, мол, и так ясно, говорил он всем своим видом.
— Вы ведь знаете: студент становится умным и разговорчивым после экзаменов. Но некоторые случаи были...
— Например?
— Например, процитирует что-нибудь, а студент пускай истолковывает, как хочет.
— А кто же за вас думать будет? Кто приучит к самостоятельному анализу явлений? Надо учиться осмыслять материал, поданный и в такой информативной форме!
А критиковать профессора есть за что! Статья доцента Линчука хоть и резкая, но верная и необходимая. Направлена, как вы сами понимаете, не лично против Жупанского, а против последователей Грушевского. Правда, больше всего досталось вашему профессору. Но это не означает, что студенты должны отвернуться от профессора. Наоборот, проявите сейчас к нему максимум внимания: во время лекций — никаких намеков, колкостей...
Секретарь горкома снова пристально посмотрел на молодых своих собеседников. Во время этого короткого знакомства он убедился, что перед ним хорошие ребята. В Пилипчуке и в Веселове Сергей Акимович узнавал бывших военных. Даже шутник и весельчак Юрко Засмага производил впечатление неплохого студента.
— Кто из вас комсомольцы?
— Все трое, — ответил Юрко.
— Тем приятнее, — сказал Кипенко, не без улыбки заметив быструю реакцию Засмаги. — Итак, задавайте, хлопцы, тон, умелый и выдержанный. А спорить о жизни и обо всем таком... необходимо.
Далее Сергей Акимович заговорил о столовой, о красном уголке. Поинтересовался, есть ли в общежитии мастерские.
— Столовая у нас неплохая, — начал Юрко, — работает на уровне студенческих требований, у меня, например, особых претензий нет. А вот набойки подбить негде. Это факт! Неужели я должен носить в ремонт свои туфли на другой конец города? И потом, как же я их понесу, если они у меня одни?
Владимир толкнул Засмагу в бок, мол, не заговаривайся. Ему не нравилась болтливость Юрка — как-никак, а Кипенко секретарь горкома, и то, что он так просто разговаривает, вовсе не дает права на панибратство.
— Мастерскую откроем до конца года, — пообещал Кипенко. — И очень хорошо, что вы откровенно об этом сказали. О своих неудобствах. Искренне рад знакомству.
— А мы еще больше рады, — снова не удержался Засмага. — Особенно я, Сергей Акимович.
— В самом деле?
— Честное слово! — с еще большим жаром подтвердил Юрко. — Ведь я староста комнаты.
— То есть начальник?
Все засмеялись, а когда смех затих, Сергей Акимович заговорил уже совсем другим тоном.
— Знаете ли вы, друзья, что на вашем факультете несколько дней назад были разбросаны враждебные листовки?