и иду к мату. Я подскакиваю на секунду, ища равновесие, и затем скольжу.

Я наклоняю голову в сторону, пока моя шея не трещит, папа тревожно реагирует. Но я

делаю это, чтобы напомнить себе, что я выносливая. Папа машет передо мной руками. Он

слишком меня любит, чтобы первым нанести удар, поэтому говорит мне, что я делаю не так, а

затем проверяет мою способность блокировать удары, показывая на мне, как делать правильно. В

любой другой день я бы так и сделала, но сегодня у меня нет на это времени.

Чем раньше я завершу тренировку, тем быстрее я доберусь до Джексона.

Я поворачиваюсь вперёд и наношу удар, целясь ему в лицо, но он хватает меня за ногу,

переворачивая меня вокруг, поэтому я тяжело приземляюсь на мат. Я подпрыгиваю вверх и бью, не

позволяя ему остановить меня, и, в конечном счёте, резко бью ему в челюсть. Меня передёргивает

от неизвестности, что он будет говорить или делать.

Папа кивает в знак одобрения.

— Хорошая работа. Никогда не позволяй противнику иметь превосходство. Попробуй ещё.

Я бью один, два, три раза, пока папа блокирует каждый удар, а тем временем мои мысли

перемещаются к прошлой ночи. Джексон — Древний. Парень из школы — Древний. Даже сейчас

я не могу осознать это до конца.

Единственным Древним, которого я когда-либо видела, был Зевс, их лидер, и то, это было

одно из телевизионных обращений. И да, он достаточно похож на человека. Думаю, я

предполагала, что они выглядят, как люди, но на самом деле они являются чем-то другим и лишь

проецируют человеческую форму. Что-то вроде иллюзии, как все говорят. Но Джексон очень даже

реальный. И если Древние действительно выглядят и ведут себя, как люди, тогда, возможно, в

школе есть и другие. Может быть, они всё время вокруг нас. Наблюдают, анализируют —

готовятся атаковать. И возможно, это единственная причина наших усердных тренировок. Я всегда

удивлялась, почему управляющие нуждаются в таком количестве оперативников. Конечно, нам

сказали, что они охраняют территорию страны, хотя восстания случаются редко, особенно теперь,

когда нет проблемы нехватки продовольствия. Мы все знаем, что мы тренируемся в качестве меры

предосторожности. Это не то, что они скрывают. Но, тем не менее, я всегда считала, что мы

тренируемся из-за того, что они могут атаковать, а не потому, что они уже здесь.

Дрожь ползёт по моей спине. Я должна загнать Джексона в угол сегодня. Это не то, что я

могу скрывать от своего отца долго.

— Ты слушаешь меня? Где сегодня твоя голова?

— Прости, — я прогоняю все посторонние мысли, желая заполучить кофе или хотя бы

энергетик. Завтра я проснусь вовремя. Обычно я собираюсь за десять минут. Или же за

пятнадцать, если не могу сосредоточиться.

— Начинай с серии, — говорит папа.

Я подпрыгиваю на мате и двигаюсь назад, делая серию переворотов в воздухе,

позволяющих мне переместиться на необходимое расстояние для совершения серии упражнений.

Папа начинает охватывать всё большую территорию, вращая руками напротив себя, чтобы принять

позицию. Он не ударит меня, ну, он никогда этого не делает, но этот взгляд, серьёзный и

смертельный, обычно заставляет меня думать, что он это сделает. Это неудивительно, что он был

лучшим оперативником, лучшим во всём. Отчасти это было потому, что он не был приемником,

как я, но думаю, это ещё зависит от того, кто он такой. Он — гонщик, он всегда на шаг впереди.

Даже если я стану его преемницей, если мне суждено быть командующим, я не уверена, что у

меня когда-либо будет решительность, которая есть у него.

Я вздыхаю, желая бороться с кем-нибудь, с кем угодно, кроме папы, и бегу через мат, ныряя

в воздух, и затем делаю переворот снова и снова, пока не оказываюсь напротив него, продолжая

двигаться, чтобы разум не замедлил меня. Я поворачиваюсь и бью. Посылаю удар за ударом. Мои

зубы сжимаются.

Я бью жёстче и жёстче, папа блокирует каждое движение, но я отказываюсь сдаваться. Я

вытряхиваю остатки сна из своего тела и продолжаю бороться без мыслей и переживаний, пока

папа не вскидывает свою правую руку в знак остановки.

Он подходит ближе, возвышаясь надо мной.