Шрифт:
разобраться не можешь?
— Ты можешь. Думаешь, что если защитилась, то умнее тебя и нет?
Света не ответила, она пошла на кухню, вернулась со стаканом, вылила в
него остаток портвейна и вупила.
Вот и все, что я могу, — сказала она, — разделить с тобою все
пополам. Но, кажется, тебе этого мало.
— Да, — сказал Виктор, — лучше бы я это выпил сам. Сейчас ты
будешь говорить всякие умные слова, а магазин уже закрылся.
Ветер поперек полосы
1
В последний день командировки Евдокимов попросил собрать
руководителей и доложил им итоги. Он приводил только очевидные факты,
опуская то, что хотя и казалось ему установленным, но могло вызвать даже
малейшие возражения. Тон доклада самый сдержанный — никаких разносов
и иронии, только факты, выводы делайте сами, дорогие товарищи, а мы вам
из Москвы поможем, если потребуется. Но и снисхождения, естественно,
никакого — не нужно прятаться за объективные причины, все сваливать на
трудные северные условия. Вы ведь тут и зарплату с северным коэф-
фициентом и надбавками получаете, не правда ли?
Конечно, последнее — не открытым текстом, между строк, скажем, во
фразе об особом внимании к развитию дальневосточных и северных районов
и к нужда м северян, но и так все ясно. Какие есть вопросы к докладчику?
Вопросов, как и следовало ожидать, не было — вот что значит правильно
построить доклад. Туркин в ответном слове поблагодарил за большую
работу и ценные советы, которые помогут преодолеть, улучшить и тэ дэ. Но
ссылка на эти северные условия все-таки прозвучала, и Евдокимов подумал,
что, видимо, на сей раз он оказался либеральнее, чем следовало, или Туркин
упрямее, чем он предполагал, нужно это учесть в ближайшем будущем, а
конкретно — в справке по результатам командировки, сформулировать в ней
основные причины порезче, а Туркину уделить особое внимание.
После совещания прозвучало обычное приглашение поужинать в самом
тесном кругу — на посошок, так сказать, на дорожку, тем более что
работали вы, не примите это за лесть, но честное слово, Александр
Александрович, как зверь, можно теперь и расслабиться. Все, одним словом,
как обычно. И, как обычно, Евдокимов спокойно и твердо отклонил это
предложение – премного благодарен, но дорога дальняя, нужно оглохнуть
(знаем мы эти застолья: дружеский иним после двух рюмок, хватание за
руки — «Понимаешь, Сан Саныч, мы тут тоже...», а в завершение всунут
какой-нибудь сувенир— на память о вашем пребывании). Попробуй после
этого объективно доложить о недостатках, а то и просто безобразиях, не рас-
сиропиться. А если не рассиропишься и все укажешь объективно, неловко
будешь себя перед этими людьми чувствовать, словно подвел их в чем-то, не
оправдал доверия. Нет, упаси бог, подарок не взятка, а ужин не подкуп,
смешно подумать, что за какие-нибудь сорок— пятьдесят рублей можно
купить мнение такого высокого гостя... Но вот и давайте не будем.
— Ну что ж, — сказал Туркин, заметно оседая, словно освобождаясь от
роли, которую он играл эти четыре дня — доброжелательного, участливого
хозяина, готового с предельном вниманием отнестись к каждому замечанию
гостя, — поиграли и будя. — Что ж, — протянул он, — нам тоже всего
доброго. Виктор будет стоять у гостиницы в девять пятнадцать и отвезет на
вертолетную -площадку. Извините, если что не так...
Они пожали друг другу руки, улыбнулись. Евдокимов — мягко говоря,
несовершенству последней фразы: ничего себе — «что не так», да тебя,
дорогой, по материковским, как вы здесь говорите, понятиям, снимать
нужно, с персональным делом даже... Туркин, без особого труда прочитав
эти мысли, — ничего ты, дорогой, не понял, ну да не мне тебя, к сожалению,
учить, лети, голубь, только чует мое сердце, что посидишь ты завтра в
аэропорту, но уж за это не обессудь, северные условия, которые ты не