Шрифт:
если хочет...».
Темень на улице была кромешная, только за домом, на полосе, что-то кое-где
светилось. Дул прежний пронизывающий ветер—собачья погода. Но она не осту-
дила души Евдокимова, а, может быть, только еще чуть подзакалила ее, и, когда
он, дрожа всем телом, ухватился за ручку двери, трудно было определить, что
вызывало эту дрожь — холод или переполнявшее его радостное возбуждение. .
А теперь разберемся с Листоедовым. Какие у вас, Павел Федорович, к
Евдокимову претензии? Да знаете ли вы, что он незаменимый работник,
способный не только быстро и профессионально уяснить ситуацию и найти
главные причины неудовлетворительного хода дел, но и замечательный,
мужественный человек, преодолевающий любые житейские невзгоды и бытовые
неприятности, а также мимоходом сочиняющий стихи, которые потом почему-то
печатают в своих книгах другие авторы? Согласитесь, что не знали. И неужели
после этого сообщения вы по-прежнему при всяком удобном случае — а создавать
такие вы великий мастер, тут уж вам, как говорится, не откажешь, — неужели вы
по-прежнему будете вот на этого Евдокимова при всяком удобном случае катить
бочку?
С той же легкостью, невозможной еще прошлым вечером, но теперь
снизошедшей на него как вдохновение, Евдокимов проделал обратный путь к
креслам и почти достиг их, как вдруг пришедшая мысль заставила его
развернуться и двинуться в новом направлении — к телефону-автомату.
Подступы к нему были густо завалены телами и вещами, но сегодняшнего
Евдокимова это ничуть не смутило, равно как и то, что его голос разбудит спящих
рядом людей — величие духа, не знающего колебаний, неудержимо влекло его к
намеченной цели.
— Михаил Матвеевич! — закричал Евдокимов, услышав в трубке сонное:
«Алло! Туркин слушает». — Это Евдокимов. Я хочу сказать, что все у вас в
управлении прекрасно. Я так и отражу в справке. Есть, конечно, отдельные
недостатки. Но у кого их нет? Так что здравствуйте и процветайте, пожалуйста. Я
тут долго думал о северных условиях, о человеке на Севере и пришел к выводу,
что эта проблема заслуживает особого внимания. Вы меня поняли?
— Да, — ответил Туркин, зевая, — понял вас хорошо. А как у, вас там с
погодой? Какие перспективы?
— Погода прекрасная. Я чувствую себя совсем другим человеком. Утром
непременно улетим. Самолеты уже какие-то летают, — сказал Евдокимов, вспом-
нив грохот товарного состава в последнем сне.
— Ну и добро. Если что —звоните.
Евдокимову казалось, что эта ночь никогда не кончится, что никогда
поверженные сном люди не восстанут вновь, и, чтобы разбудить их, чтобы
увидеть жизнь в ее прекрасном, целенаправленном, стремительном движении, он
готов был совершить сейчас любой поступок. Можно даже сказать, что вот это
дремотное состояние, царившее вокруг, провоцировало его, толкало на
совершение каких-то действий, а он не мог догадаться, понять — каких именно, и
от этого его нетерпение становилось все острее.
В тамбуре, в вырвавшемся из зала ожидания луче, он неожиданно узнал ту
самую женщину, которую еще утром окрестил Спиной. Оказывается, она тоже
курила.
— Извините, — сказал Евдокимов, остановившись около и доставая
сигареты. — Я должен извиниться перед вами, потому что толкнул вас утром.
— Разве? — спросила она. — А я и не заметила. Многие толкались, тесно
было.
— Ну конечно, — подхватил он. — А как вы думаете, если бы вот это
беспорядочное, хаотическое движение можно было организовать и направить, что
удалось бы совершить?
— Не знаю, — ответила Спина, зевая. У нее было простое, курносое лицо с
частыми морщинками под глазами— года сорок два, пожалуй. — Скорее бы уж
ветер кончался. Надоело сидеть. Спина устала.
— А, знаете, я вас так про себя и звал — Спина.