вот что он такое, и права она тысячу раз, если наставляет ему рога с этим своим

профессором и доктором наук, хорошо еще, что не с ассистентом или лаборантом

— так хоть честь какая-то.

— Извините меня, — сказал он все той же даме, которая и здесь оказалась

рядом, - Я, кажется, не очень правильно вел себя вчера вечером. Глупости какие-

то говорил.

— Ничего, — откликнулась она охотно. — Я сразу поняла, что вы немножко

навеселе. Конечно, ожидание, безделье—как тут не выпить? Все вы, мужчины,

одинаковые.

Длинные дин в

середине лета

Вина и заслуга детей в огромной степени ложится на головы и

совесть их родителей

Ф . Э . Д з е р ж и н с к и й

П е р в ы й д е н ь

— Нин! Нинка!

Было около пяти, жара спадала, но ветер утих и было еще душно. Окна,

выходившие во двор, были закрыты занавесками, простынями, газетами, и

двор казался вымершим:

Наташка рослая, кажущаяся старше своих шестнадцати лет, но еще по-

детски круглолицая и нескладная, в выцветшем коротком сарафане — стояла

одна посредине пустого двора и со злостью смотрела на окно в третьем этаже.

— Нинка! — опять крикнула она и погрозила окну кулаком.

Наконец занавеска в окне дрогнула, и мелькнуло чье-то лицо.

— Открой! — крикнула Наташка и побежала в парадное.

Нина встретила Наташку на лестнице перед дверью.

— Оглохла?— спросила Наташка.— Уши ватой заткнула?

— Мать дома. Я ждала, когда она на кухню уйдет. Она в магазин

собирается.

Нина говорила почти шепотом и все время оглядывалась на неплотно

прикрытую дверь.

— Некогда, — сказала Наташка. — Ну ка повернись!

— А зачем?

— Ну повернись. Жалко тебе?

— Жалко знаешь где? — спросила Нина, но все-таки повернулась.

— Все хорошо, только спереди нужно будет подложить.

— Что подложить?

— Платье синенькое дашь?

— Меня мать убьет!

— Нин, очень нужно.

— Она знаешь что сказала? С лестницы тебя спустит.

— Такое раз в жизни бывает. К родителям его иду. Помолвка называется.

— Не знаю, — неуверенно сказала Нина, — она меня убьет. А можно, я

спрошу? Может, она сама разрешит.

Не дожидаясь ответа, Нина юркнула в дверь. Через минуту она выглянула и

позвала Наташку. Мать стояла в передней и вытирала руки о фартук.

— Ну что у тебя случилось?

— Здрасте, Вера Сергеевна.

— Здравствуй. Что ты ей наплела?

— Это правда. Я выхожу замуж.

— Какая правда! Лет тебе сколько? Что молчишь? Не знаешь, что соврать?

— Нам исполком разрешил.

Вера Сергеевна махнула рукой — мол, хватит врать, но вид у нее был

испуганный.

— А ты что слушаешь? — накинулась она на дочь. — Иди на кухню.

— Допрыгалась? — шепотом спросила она, когда Нина ушла. — Конечно,

к этому все и шло. Господи, да разве не видно было! Поэтому и боялась - я тебя,

как змею. А может, и моя Нинка уже гуляет? Ты и ее втянула? Говори, а то я

сейчас тебе башку расшибу!

Наташка покачала головой.

— Ух! — выдохнула Вера Сергеевна. — Что же мы тут стоим? Пойдем в

комнату.

В комнате она потопталась у окна, потом подошла к шкафу, распахнула

дверцу.

— Ладно, выбирай. Раз такой случай — ничего не жалко.

Наташка крутилась перед зеркалом, прикидывала, то одно платье, то

другое.