– Ну же, давай. Соедини Опаловый Глаз в единое целое. Не ты один пришёл сюда ради этого.

Женщина приблизилась к столу. Её движения были плавными, как у большой хищной кошки. И грация эта не обманывала, как не обманывает грация пантеры. В нужный момент плавность уступит место стремительной быстроте. И не обманывало изящество её фигуры - за ним скрывалась безжалостная сила, которую невольно хотелось назвать "нечеловеческой".

Сходство с пантерой - а может, с какой-нибудь древней богиней из тех, что изображали в своих храмах египтяне или вавилоняне - усиливал смуглый цвет лица и чёрные волосы, густыми волнами спадавшие на плечи и спину. Так же, как Максимилиана, женщину можно было бы назвать молодой - но не бывает у молодых таких глаз, словно подёрнутых серым пеплом и вместе с тем всевидящих.

Андрей и Алька одновременно подумали, что если бы внимание женщины не занимал Максимилиан и то, за чем она пришла, она бы их увидела. Деревянный стол не стал бы преградой её взгляду.

– Как ты сюда проникла?
– по голосу Максимилиана понятно, что звездочёт с трудом справляется с удивлением, доходящим... неужели до испуга?
– Ты не можешь открывать Выходы. И... они не связаны с твоим миром... с твоей стороной.

Женщина улыбнулась.

– Выходы - не связаны. Но скажи спасибо ученикам вашей Школы. Ведь Лабиринт давно держится не столько силой Мастера, сколько силами всех, кто учились здесь. Вы рассчитываете на них... Но это так глупо! Не слишком ли часто ваши ученики забывают ваши уроки? Предают вас?!

– О чём ты?

Не обратив внимания на слова Максимилиана, женщина продолжала своё:

– Вы сами виноваты. Вы выбрали слабость, слабость во всём. Рассчитываете на них, ничего не можете сделать сами. Но... вам и нельзя по-другому, да?
– присев на край стола, незваная гостья окинула взглядом Максимилиана и хмыкнула, словно пытаясь сдержать рвущийся на волю смех.
– Иначе вы оказались бы на моей стороне!

Максимилиан дышал тяжело, ему как будто не хватало воздуха.

– О каких учениках ты говоришь, Ника-Дискордия?

– Ты мало интересуешься новостями человеческого мира. Напрасно, надо быть внимательнее... Политика, войны, ложь и обман - вот что выбирают ваши бывшие ученики вместо того, чему вы их учили. Вместо сочинения песен и стишков! Вы заботитесь о свободе их воли, верите, что они сами ступят на нужный вам путь. Но это трудный путь, он требует чересчур много жертв. Жить для того, чтобы дарить радость другим, делать видимой для них подлинную жизнь... А как же тогда своя собственная жизнь? Ваших учеников и осуждать-то за предательство нельзя.

– Мы и не судим никого...

– Ну да, как же иначе. Вы не судите. А они вырастают и забывают о вас. Их начинают интересовать не пустые мечты, а реальная жизнь. Власть, деньги и собственное благополучие любой ценой. Даже если это цена - разрушение. Разрушение благополучия других, чужих жизней... Они делают тяжелее не вашу чашу весов, а мою! Николай Волков, Сильвестр дель Сьерра, Мишель Баретти - знакомые имена? Но вряд ли ты сейчас узнал бы этих людей. Ты-то помнишь их милыми маленькими крошками...

Уже не сдерживаясь, Ника-Дискордия издевательски расхохоталась.

Если Максимилиану названные имена действительно были знакомы, то - не только ему. Соседства этих имён и произнесённого Никой-Дискордией слова "новости" оказалось достаточно. Андрей вспомнил, как собирался утром в путешествие к Лабиринту, как болтало радио в кухне. Значит, эти трое - политик, военный и нечестная художница - были когда-то учениками Школы. Андрей глянул на Альку, пытаясь придумать, как без слов дать ей понять, что он догадался, в чём тут дело. Но по её ответному взгляду стало ясно: догадалась и она. Наверное, в их квартире по утрам тоже включено радио или телевизор. А уж не забыть эти имена с Алькиной-то памятью - пара пустяков.

– Трое предателей сразу, - продолжала Ника-Дискордия.
– А до них накопилось уже ой как много предательств. Трещинки бегут и бегут по опаловым стенам... Исчезают, когда вы притаскиваете к себе новых глупых детишек - но детишек мало... А некоторые трещинки становятся всё глубже... И вот - последняя капля! Ваш Серафим бродит по Лабиринту и никак не доберётся до того места, где "что-то произошло". "С Лабиринтом что-что происходит..." - сквозь смех передразнила Ника-Дискодия интонацию Серафима.
– А происходит то, что одна глубокая трещинка превратилась в большой пролом из моего мира - прямиком в ваш полумир. Может быть, как раз из-за того, что ты слишком долго тянул с поиском новых учеников, Мараношимарлен-ящерица? Вовремя не обезопасил Лабиринт на случай очередного предательства - и вот вам, пожалуйста! Мне не под силу открывать Выходы, но через эту дыру стене Лабиринта я вполне могу пройти.

– Из твоего мира... У тебя нет никакого мира! Ты был изгнан... твоя сущность. Мастер изгнал тебя в пустоту разрушения, ты не можешь вернуться!

– Будь добр, проявляй уважение.
– Ника-Дискордия улыбалась, но в голосе её зазвучало что-то похожее на шипение змеи.
– Сущность давно обрела форму и имя. Ты ведь узнал меня - потому что видел прежде. Там, в моём мире, которого, по-твоему, нет. Который вы предпочитаете называть "моей стороной" - как будто слова что-то меняют. Ты знаешь меня по имени и в лицо, и видишь сейчас перед собой - и продолжаешь утверждать, что я не могу вернуться. Это в вашем духе - отрицать очевидное.