– Угу, – хмыкнул мужчина, прикрыв глаза. Робин приподнялась и нежно коснулась губами подбородка Томаса. Он улыбнулся, веки его дрогнули.

Здесь, в его квартире, и он сам казался Робби совсем другим. Девушка смотрела на его лицо, которое в приглушенном свете маленькой лампы, становилось еще привлекательнее и загадочнее. Его скулы и подбородок, мягкие губы, то, как он дышит, проваливаясь в сон… Если бы она умела рисовать, то именно сейчас схватила бы карандаш, чтобы навсегда запечатлеть на бумаге его таким, каким он был сейчас.

Бесшумно подобрав с пола рубашку Томаса, Робин накинула ее на свои обнаженные плечи и села на кровати. Она подобрала под себя ноги и тихо вздохнула. Том уснул. Он спал, и ей не хотелось, чтобы он просыпался сейчас. Вокруг был чужой город, чужая страна и одна маленькая мансарда, где рядом с ней лежал мужчина, встреча с которым изменила все. И теперь она чувствовала это острее. Осторожно опустив голову на подушку, Робби прошептала:

– Я люблю тебя…

Том по-прежнему спал.

– Хорошо, что ты не слышал, – тихо усмехнулась девушка и натянула одеяло до подбородка. Она осторожно повернулась на бок и сама не заметила того, как забылась в объятиях Морфея, едва опустив ресницы.

В аэропорту Патрицию встретили все ее мужчины. Том и Чарльз подхватили вещи, а Олли повис у нее на руках, не давая и шагу ступить. Он смело наступил на ее «конверсы» (вольность, которую Бэйтман не позволяла ни одному мужчине, кроме обворожительного четырехлетнего мальчугана) и, обняв за талию, не отпускал до самого такси, заставляя Патрицию вальсировать через весь зал ожидания с ношей намного превышающей по весу ее багаж. С бесценной ношей. Она взлохматила его выгоревшие на калифорнийском солнце почти до меди кудри и открыла дверцу авто, пропуская вперед. Ей казалось, все прошло как нельзя лучше, и никто не заметил, насколько она устала, а если и были какие-то подозрения, то они все были списаны на перелет.

– Ты выглядишь истощенной, Пи, все в порядке? – шепотом спросил Чарльз, положив руку ей на плечо. Она обернулась, растерянно хлопая ресницами. Только подумала, что отделалась ото всех, как вот тебе. – Мы очень обеспокоены, дорогая.

– Все отлично, Чарли, – Патриция устало улыбнулась, надеясь прекратить на этом вмешательство.

– Хорошо, что ты не училась в моей школе, мне было бы очень сложно сказать такой хорошенькой девчушке, что у нее совершенно отсутствует актерский талант.

– И как только Терри Ричардсон решился тебя снимать. У него появилась какая-то новая фишка, и теперь он переключил внимание на погребенных работой дистрофятин? – подключился к разговору Том, эстетический идеал женщины которого всегда нездорово клонился к рубенсовским пышкам. Тем удивительнее, что в стране, страдающей ожирением едва ли меньше, чем депрессией, он нашел себе вторую половинку в атлетичном Чарльзе Прескоте, любителе Уорхола и его истощенных «спидами» муз.

Патриция Бэйтман даже возмутиться не успела, не то что возразить что-то против наглых обвинений в собственный адрес, как из машины выглянул Оливер и, недовольно скрестив руки на груди и буравя взрослых не менее взрослым недовольным взглядом, изрек:

– Трогаем!

На этот раз Патти даже не попыталась подобрать отвисшую челюсть, она только переводила ошарашенный взгляд с мальчика на его родителей.

– На выходные мы немного перебрали со старыми вестернами, – признался Том.

– И теперь Олли хочет стать Клинтом Иствудом? – поинтересовалась девушка, изогнув бровь.

– Нет, я хочу стать Бэтменом! – заявил мальчишка так уверенно, словно вопрос стоял только в искренности его желания.

Патти улыбнулась. Несколько сотен километров от ЛА, а казалось, что это совершенно другая вселенная. В некотором роде, так оно и было, здесь, в Сан-Франциско, она могла позволить себе другую жизнь среди людей, которые стали больше, чем родными. С оглядкой на так и не возобновившиеся отношения с родителями, с семьей в целом, эти трое были для нее чем-то совершенно иным. Они были по-настоящему близкими, несмотря на редкие встречи и преодолеваемое расстояние. А Оливер (как же быстро он рос!) каждый раз заставлял ее вспоминать обо всем хорошем, что есть в людях. Маленький мечтатель, он вдохновлял, заставлял ее вновь точно так же безоговорочно мечтать и верить в исполнение самых невероятных желаний.

– Ты обязательно будешь тем, кем захочешь, – сказала она с улыбкой и поцеловала его в лоб.

Олли смешно нахмурился. Будущий Бэтмен не мог поступить иначе. Бэтмены не улыбаются и не принимают ласк всяких сентиментальных барышень в беде.

– Когда уже этот почтовый дилижанс доставит нас на Роб-Хилл? – старательно выговаривая каждое слово, спросил он.

– Как только миста назовет извозчику адрес, – ответил таксист и, лихо заломив кепку, подмигнул и улыбнулся ребенку.

«Дилижанс?» – одними губами переспросила Патриция. Она была удивлена и горда одновременно. Если так пойдет дальше, то малец заговорит и мертвого, а потом, благодаря своему папе, обойдет все пробы в городе и начнет зарабатывать покруче ее самой. Пожалуй, зарабатывая миллионы на актерской карьере, супергероями еще не становились. Пока взрослые разыгрывали пантомиму, Оливер не растерялся и назвал «извозчику» адрес.

Чарли и Том занимали один из домов почти на самой верхушке Роб-Хилл. Не самое скромное жилище для двух преподавателей, но Чарли давал мастер-классы и частные уроки далеко не бедным студентам, имена его учеников были слишком известны широкой общественности, чтобы упоминать их среди достижений в CV, и тем не менее, служили ему отличной рекламой, а Том был всего лишь одним из самых дорогих художников на Западном побережье. Свои занятия в институте они снисходительно называли благотворительностью и каждый год грозились покончить с этой «неблагодарной публикой». Но, поворчав немного, как старая супружеская пара пенсионного возраста, они все равно возвращались к преподаванию в новом семестре.