Однако в этот момент двери, растворившись, впустили новых слуг, и Онхонто снова замер, как будто кто-то невидимый произнёс волшебное слово, вмиг обратившее его в статую.

Прислужники обступили его толпой и принялись ловкими движениями освобождать от одного платья за другим, снимать кольца, расплетать волосы, вынимая из них украшения.

Онхонто стоял неподвижно, чуть приподняв руки, и за всё время, что его переодевали — а оно заняло не меньше часа — не то что не шевельнулся ни разу, но даже, казалось, и не вздохнул.

«Мне позволено видеть, как его готовят ко сну?» — удивлённо думал Хайнэ.

Однако никто не обращал на него внимания, не выгонял из комнаты, и он только забился вглубь кресла, глядя на зрелище с некоторым смущением.

В последний момент, перед тем, как Онхонто подали ночную одежду, его всё-таки загородили ширмой, но Хайнэ успел увидеть, как волосы упали ему на спину каштаново-красным водопадом, и как одна из служанок передала другой что-то яркое, украшенное тканью и перьями.

Драгоценные камни ярко сверкнули при свете ламп.

«Это же его маска! — с изумлением понял Хайнэ. — Не может быть… Нет, наверное, сейчас ему подадут другую».

Наконец, всё было закончено.

Многочисленные слуги, проворные и незаметные, оттащили ширму в сторону и покинули комнату так же тихо, как появились.

Онхонто остался стоять посреди комнаты спиной к Хайнэ; волосы, отливавшие тёмно-красным оттенком лакированного дерева морено, струились по светлой ткани ночного одеяния, укрывая его, как плащом.

— Хайнэ, — внезапно сказал Онхонто и добавил какую-то фразу на своём языке.

Голос его прозвучал весело.

— Господин говорит, что испросил разрешение появляться перед вами без маски, — монотонно проговорила жрица.

Хайнэ вздрогнул, вцепившись в подлокотники, и невольно подался вперёд.

Неужели?!

Мысль о том, что лицо Онхонто всё-таки может оказаться уродливым, принесла ему одновременно и ужас, и затаённое желание, чтобы это было так.

На несколько мгновений время для него замерло.

Онхонто повернулся к нему; посмотрел с улыбкой.

Хайнэ судорожно вздохнул.

«Нет, так и должно было быть, — подумал он, не зная, что чувствовать — разочарование, облегчение или благоговение. — По-другому быть не могло».

Глупые предположения об уродстве, которое скрывает маска, не подтвердились — если в мире существовала красота, столь совершенная, что ни один самый строгий критик не смог бы найти в ней изъяна, то сейчас перед Хайнэ стояло существо, наделённое ею.

«Он вообще человек? — подумал он с какой-то тоской, глядя в большие глаза совершенно удивительного цвета — изумрудно-зелёные, как морская вода в лагуне, яркие и мерцающие. У Онхонто была молочно-белая кожа, ровная и матовая, как слоновая кость, тонкие, чётко очерченные брови вразлёт и точёные, очень выразительные черты лица. Подобная яркая красота часто встречалась у людей из рода Санья, но ни у одного из Санья никогда не было такой улыбки — мягкой, заставлявшей всё лицо светиться и пронизывавшей изумрудные глаза тёплыми искрами. — Разве люди бывают такими?»

Неземное существо, тем временем, легко шагнуло к постели — хотя Хайнэ, скорее, сказал бы «полетело» или «проплыло».

— Господин хочет, чтобы вы почитали ему на ночь, — перевела Лу очередную певуче-сладостную фразу.

Хайнэ неуклюже сполз с кресла, перебрался на кровать, завертел головой в поисках книги.

Онхонто сказал что-то.

— Господин хочет, чтобы вы читали ему то же самое, что и во время приёма, — произнесла жрица.

Хайнэ смотрел то на неё, то на Онхонто, не зная, с кем из них заговорить и на кого смотреть.

Наконец, он сообразил, что от него требуется, и, досадуя на свою глупую растерянность, вытащил из рукава листы рукописи.

— А ему не наскучит слушать одно и то же? — Он робко улыбнулся, решившись, наконец, произнести слова, чуть ли не первые за вечер — и уж точно первые, косвенно обращённые к Онхонто.

Жрица перевела его вопрос и тут же получила ответ.

— Господин говорит, что всё равно не понимает, о чём эта история, но это даже к лучшему, потому что он каждый раз будет представлять себе разное.

«Тогда какая ему разница, что именно я буду читать? И почему он вообще выбрал меня, если ничего не понял?» — подумал Хайнэ, ощутив на мгновение укол обиды.

Однако обижаться долго на столь прекрасное существо было совершенно невозможно.

Хайнэ начал читать, но то и дело запинался и терял нить повествования. Он стеснялся откровенно разглядывать Онхонто, однако взгляд неудержимо тянуло к его лицу, к его глубоким изумрудным глазам, сейчас подёрнутым лёгкой дымкой, и Хайнэ то и дело ловил себя на том, что смотрит не в лист бумаги, а на него, и вздрагивал, и снова пытался вернуться к чтению.