Шрифт:
А теперь, вероятно, что-то изменилось.
«Я до сих пор помню, как он держал на руках Хайнэ, которому тогда было всего несколько минут от роду, сколько нежности было в его взгляде», — почему-то вспомнилось Хайнэ, и его тоска стала ещё сильнее.
— Простите, — глухо сказал Никевия, глядя куда-то в потолок. — Я так и знал, что не удержусь от безобразной сцены. Не в одном, так в другом.
Хайнэ не нашёл, что ответить, и только отдал ребёнка обратно отцу.
— Больше всего мне стыдно перед родителями, наверное, — признался чуть позже Никевия. — У меня замечательные родители, лучшие на свете. Однако я даже не могу подарить им внуков, потому что вряд ли у меня когда-нибудь будут жена и другие дети. Одна надежда на Марик — надеюсь, хотя бы её брак будет счастливым. Она очень хочет детей, на самом деле…
Хайнэ весь съёжился, услышав эти слова.
Чтобы скрыть свои чувства, он поднялся и заковылял к книжной полке, сделав вид, что заинтересовался библиотекой госпожи Илон.
«Марик в любом случае придётся рожать детей не от меня, — в смятении думал он, листая первую попавшуюся книгу. — Но, возможно, я мог бы… стать её вторым мужем… если бы она захотела».
Он хотел было захлопнуть книгу, но взгляд его случайно скользнул по дарственной надписи на титульном лице.
«Моей любимой ученице от Ранко Саньи», — гласила она.
«Ранко! — изумлённо подумал Хайнэ. — Тот самый, который когда-то держал меня на руках!..»
Он хотел было изучить книгу более внимательно, но время свидания подошло к концу, и служанка вежливо, но настойчиво напомнила гостям о том, что их экипаж готов к отъезду.
Провожать Никевию госпожа Илон не вышла.
Всю обратную дорогу тот выглядел хуже некуда, однако говорить пытался бодро:
— Знаете, мне даже кажется, что в этот раз у меня всё получится. Думаю, что, наконец, смогу себя преодолеть.
Хайнэ, глядя на него, сомневался в этом, однако вслух своих сомнений не высказывал.
— Хорошо хоть у неё нет других любовников, — внезапно прибавил Никевия едва слышно. — Иначе я бы точно сошёл с ума.
Он отвёз Хайнэ во дворец и пообещал как-нибудь навестить его.
«Ну вот, у меня появилось столько новых друзей», — радовался тот.
Возвращаться в павильон его не тянуло, и он, поколебавшись, решил сделать то, чего ему хотелось на протяжении четырёх дней, наряду с желанием поскорее отдать Марик письмо — попытаться найти таинственного актёра с белыми волосами.
Во время разговора с Марик Хайнэ как бы между прочим упомянул некоего странно одетого господина, которого он якобы случайно видел проходящим под своим балконом, и в ответ получил изумлённый возглас.
— Не может быть! — воскликнула Марик. — Судя по вашему описанию, это не кто иной, как господин Маньюсарья, наставник дворцовой труппы, но он никогда не разгуливает по саду просто так и не появляется при посторонних. Даже я видела его от силы раза три за всю жизнь! И он ни разу не заговорил со мной. Некоторые даже думают, что он немой.
«А со мной он говорил, и долго», — подумал Хайнэ изумлённо.
— Ах, Хайнэ, если так, то вам повезло увидеть самую большую загадку дворца, — продолжила Марик. — Сдаётся мне, даже сама Императрица не знает всего о господине Маньюсарья. Каких только слухов о нём не ходит… например, что он на самом деле бессмертный волшебник и живёт здесь, во дворце, уже тысячу лет.
«Бессмертный волшебник? — мысленно повторил Хайнэ, и в голове его мелькнуло безумное предположение, но он постарался его отбросить, зная о своей склонности чересчур поддаваться собственному воображению. — Нет, такого не может быть».
Но, как бы там ни было, его тянуло увидеть Манью вновь.
Он попытался было найти беседку, в которой встретил его в прошлый раз, однако сейчас, при свете дня, она как будто сквозь землю провалилась, и после часа бесплодных поисков Хайнэ понял, что если будет продолжать в том же духе, то сляжет ещё дней на пять, не меньше.
Он попросил отвести его к актёрам.
Те, как оказалось, занимали огромный участок в западной части сада с несколькими павильонами и высокой стеной, отгородившей их от остальной территории дворца — почти что «весёлый квартал».
Когда перед ними распахнули ворота, Хайнэ показалось, будто он попал в иной мир.
Всё здесь было каких-то кричащих, ярких цветов — павильоны, раскрашенные в немыслимые оттенки, рисунки демонов и красавиц на стенах, одежда самих актёров и волосы, особенно их волосы. После того, как Хайнэ привык видеть у мужчин лишь естественный цвет, каштановый или чёрный, странно было видеть яркие пряди изумрудно-зелёного, пурпурно-красного или нежно-фиолетового оттенка.
Обитатели «квартала» провожали носилки знатного господина насмешливыми взглядами, но у Хайнэ отчего-то было чёткое ощущение, что смеются они не над его болезнью, а над чем-то своим.