Он усмехнулся.

– Мне нередко делали такие признания – и я отвергал этих поклонниц…

– Из-за меня? – воскликнула Феодора: пораженная в сердце мыслью, что, может быть, разбила жизнь этого героя.

Комес качнул курчавой черной головой.

– Нет… из-за них самих… и потому, что я таков, каков есть. Но ты другая – в тебе есть сила и, пожалуй, жестокость… Ты та, кого я мог бы назвать настоящей подругой!

Тут впервые Феодора серьезно подумала, сколько же женщин, должно быть, знал этот человек. Она была для него путеводной звездой – но мужчине гораздо чаще нужны женщины, чем звезды… А тем паче моряку…

Комес увидел на ее лице боль, которой Феодора не могла скрыть, и накрыл ее руку своей.

– Я жил без тебя, ты права… но жил так же, как ты без меня.

Феодора вспомнила о Валенте, и ей стало легче. Она улыбнулась.

– Я ведь ничего не обещала тебе, - сказала она.

Взглянула в карие глаза, опять ласкавшие ее лицо, фигуру, - и увидела, что комес тоже улыбнулся.

– Не обещала, - согласился он. – Ты только играла со мной.

И Феодора увидела, что он опять все понимает, - и не сердится: конечно, комес понимал, что она не могла вести себя никак иначе. И любил ее, несмотря на ее игру, – и за ее игру тоже!

Феодора встала: она в этот миг отсекла, пресекла в себе что-то. Сжала в кулак руку, скрытую складками парчового плаща.

– Комес, - сказала она. – Ведь вы понимаете, что дальше зайти это не может… Намного дальше, - поправилась она, глядя в смеющиеся глаза Леонарда. – Мы с вами убьем моего мужа, если позволим себе измену! А я люблю Фому, он родной мне человек, как бы ни был капризен и слаб!

Тут в люльке наконец проснулся и расплакался сын Фомы Нотараса – Феодора бросилась к Александру и схватила на руки. Вот теперь требовалось его переодеть, покормить и прочее…

– Уходите! – бросила она Леонарду, глядя на него поверх облачка золотистых кудрей сынишки. – Сейчас же!

– Погодите.

Комес не двигался с места, глядя на нее.

– Я не негодяй, - сказал он. – И я все понимаю о вас, дорогая! Я когда-то поклялся вам и себе, что не трону вас, пока ваш муж жив и с вами, – если вас не разлучат непреодолимые обстоятельства! И то, что вы сейчас сказали, не изменило моих чувств…

Александр плакал; Феодора уже едва слушала гостя, дожидаясь, пока он уйдет. Леонард понял и быстро вышел из комнаты.

Явилась Магдалина – так скоро, точно подслушивала за дверью. Хотя, может, и подслушивала.

Когда Александра перепеленали и покормили, Леонард пришел опять. В этот раз его не приглашали – он сам, как Магдалина, почувствовал, когда вернуться.

Феодора не поднимала на него глаз, качая люльку.

Леонард присел около нее и тихо сказал:

– Я знаю, что невыносим для вас сейчас… Но для меня это ничего не изменило. Я знаю, что вы приехали, потому что отчаянно нуждаетесь в моей помощи: и вы правы в том, что я едва ли не единственный человек, который может вывезти из Византии вас и Феофано. Позже, когда вы будете готовы слушать, я лучше объясню вам ваше положение.

Феодора кивнула, не глядя на влюбленного.

Леонард взял ее за руку; она дрогнула, но не отдернула руки.

– Я сделаю для вас… и для вашей филэ, и для вашего мужа то, что вы хотите. Я доставлю вас в Рим.

Феодора прикрыла глаза.

– Если Фома согласится…

– Он согласится, - ответил комес.

В его голосе, в первый раз за время этого нежного объяснения, прозвучала насмешливая жестокость. Феодора закусила губу. Как трудно с мужчинами!

Не легче, чем с женщинами…

Она вздохнула.

– Но ведь вы понимаете, комес…

– Да, - ответил Леонард Флатанелос, вставая. – Я все схватываю быстро, сударыня.

Это новое европейское обращение резануло ей слух. Феодора вскинула глаза.

Комес улыбнулся – он уже стоял в дверях, с наслаждением глядя на нее.

– А ваша статуя все еще царствует на форуме, - сказал он. – Даже у султановых слуг не поднялась на нее рука!

Феодора прижала руки к груди, растеряв все слова для ответа. Комес легко, радостно рассмеялся; потом поклонился ей и исчез.

Феодора закрыла лицо руками; ребенок опять заплакал, но она в эту минуту не слышала его.

========== Глава 109 ==========

“Константинополь всегда был полон статуями и картинами, изображавшими богоподобных мужчин и женщин, прелестных и величественных, - они остались и посейчас… кое-где, в садах и домах уцелевших греков и итальянцев в своем праве; наверняка среди таких собирателей красоты есть и турки, обманывающие свой закон. Но слава женской статуи для турка – совсем не то, что для эллина! Как я сейчас хорошо понимаю это! А мой погибельный союз с Метаксией – здесь не действует математический закон сложения и закон логический: слава каждой из нас после слияния увеличилась не вдвое, а во много раз.