– Помню. Дальше.

– ... ты сказал, "Сдаётся мне, плохо ты знал её, Рохом..."

– Помню.

– Я подумал, что ты...

Ладонь ликаона решительно легла Рохому на нос.

– Знаешь, Ларик тоже думал, что сварил отличный бурн, а Аргала вторую ночь рвёт.
– ликаон

на прощание крепко сжал запястье барса, - Ты хороший, Рох. Куда бы тебя ни забросило, не

забывай Урсага.

– Не забуду.
– пообещал барс и ушёл не оглядываясь.

Карраха и Фархада в седьмом ярусе ещё не было. Бесцельно шатаясь по главному

коридору, он наткнулся на стражу.

– Рох?
– вытаращил на него воспалённые глаза худой волк в чёрном салакаше, - Чего

шляешься?

– Смотри-ка!
– усмехнулась косуля Хельвин, сидящая с глефой в руках рядом с неизменной

угольной грелкой, - Прямо, как на войну собрался. Куда тебя, Рох?

– Сам не знаю!
– у барса не было настроения для болтовни с децом Самоха. Он собрался

уйти, но...

– Погоди, Рох. Сейчас выясню!

Склонившись над чадящей грелкой, косуля остриём глефы ловко выкатила несколько

угольков. И Рохом остался, хотя бы, для того чтобы не обижать Хельвин, а заодно послушать

её голос.

– Лишь десять дней... осенних дней, хранит тепло костра зола... а дальше - тьма...
– гулко

прокатилось по коридорам, после чего Хельвин замолчала, пристально вглядываясь

слезящимися от дыма глазами в угли, и тихо добавила:

– Тьма древнее света.

8.

Газель в тигровой хурке.

Дождь, зарядивший с ночи, барабанил по крытым лапником скатам шалаша.

Фархад спал, с головой укрывшись своим шерстяным плащом. Ягморт куда-то ушёл ещё на

рассвете. Рохом лежал с открытыми глазами, положив под голову кулак, и рассматривал

видневшуюся за входом в шалаш жёлтую кромку дальнего леса, по ту сторону долины.

Начинался одиннадцатый день их пути.

Долина Пяти Холмов осталась далеко позади, и ветер больше не доносил до носа Рохома

опостылевший смрад Рамира. Зато родной северный склон Ташигау был как на ладони. В

ясные дни, когда тучи не скрывали ледник, барс мог рассмотреть даже скальный уступ в

форме наковальни, прямо за которым был вход в его жилище.

Рохом вздохнул. Осень окончательно взяла своё, и уже четвёртый день горизонт был затянут

плотными как шерстяной плед облаками.

В шалаш просунулась физиономия Перка. Гризли покосился на спящего гепарда и

подмигнул Рохому.

– Мы каши напарили целый котёл и уклеек туда накидали. Будешь?

– А мясо?
– с надеждой спросил Рохом.

– Каррах пошёл ловушки проверять, может и будет чего. Есть рыба.

Отбросив плед, Рохом выбрался наружу.

Кашей медведь назвал примерно полведра бурого месива с торчащими из него рыбьими

хвостами. Горестно вздохнув, Рохом попросил у гризли его палицу.

– Зачем это?
– насторожился тот.

– В это время здесь ещё можно встретить отставшего от стада лирга.
– ответил Рохом, зорко

всматриваясь в подёрнутый золотой дымкой лесок на соседней сопке, - А копья у меня нет.

– Я с тобой, если ты не против.

Рохом вздрогнул от неожиданности. За месяц, проведённый в Рамире, он так и не свыкся с

пугающей манерой Фархада, появляться внезапно.

– Я не прочь размяться, - гепард покосился на устроенную медведем стряпню, - и стосковался

по свежему мясу, конечно.

Привыкший охотиться в одиночку Рохом в душе скорчил кислую мину, но отказывать

командиру поостерёгся.

Протоптанная лиргами тропа привела их в поросшую молодым осинником долину. В

низине Фархад вспугнул ондатру, запустил в неё камнем, но промахнулся.

Идти дальше, на восток, они не решились и направились на юг, вдоль ручья. Дождь наконец

закончился. К тому времени, как солнце взобралось на левый склон Таргау, охотники

решили сделать привал. Фархад постелил на землю хурку и с удовольствием растянулся на

ней. Рохом просто опустился на кочку. Некоторое время, они молча наблюдали, как светлый

поток, журча на перекатах, несёт мимо них жёлтую листву и упавшие в воду ветки.

– Каррах, поди, зол на меня, что я его дец разогнал?
– вдруг в полголоса спросил его Фархад,

и помолчав, сам же ответил, - Знаю, зол конечно. Но и мне Яс черепушку проел из-за вас.